Он огляделся. До особняка было уже недалеко, а если лететь сквозь древесные кроны, то, пожалуй, никто и не заметит. Взяв в зубы добычу, Адам взмыл вверх. Подныривать под ветки было нелегко, листья хлестали по глазам, но он справился. Самое, на его взгляд, опасное было — пересечь улицу перед особняком и не запутаться в проводах. И это удалось.

Уронив надоевшую упаковку во двор, Адам спустился туда же и покинул кошачью плоть. Когде белесые иголочки втянулись, он первым делом посмотрел зверю под хвост — и вздохнул с немалым облегчением. Все котовье хозяйство было на месте. Оставив кота наедине с сосисками, Адам сквозь стены помчался искать Столешникова.

Тот, по своему обыкновению, тосковал, забившись в угол, а брат Альбрехт его утешал.

— Ну вот помысли, неразумное чадо, что ты потерял? Жил ты уныло, был у богатого господина на посылках, одно подай, за другим сбегай, дом покарауль. У тебя и вместилища-то своего не было!

— Кого?

— Сосуда скверны и вместилища всех грехов. Сиречь, бабы. Ну вот, а теперь тебя никто не гоняет, о деньгах думать не приходится, о бабе — тоже. Наслаждайся и пиво пей, зубастые бесы бы тебя драли!

— Брат Альбрехт, здравствуй, — сказал Адам.

— Как же прикажешь мне здравствовать, коли со мной уже ничего поделаться не может? Этого бренной плоти нужно желать, а не нам, — резонно отвечал монах. — Пивка?

— Хорошо бы. Но сперва — дело. Мне нужно вот этого голубчика допросить — как устанавливали сейф. Эти жулики свое заведение закрыли и куда-то сбежали, но я на след напал. Столешников, соберитесь с силами и отвечайте!

— Что еще? — спросил горестный Столешников.

— Этот ваш Кожедубов-Кожемякин, который вместе с грабителями пришел за сейфом, ведь не один его ставил. Я посмотрел — в одиночку так стену не расковыряешь. У него непременно помощник был.

— Ну, был помощник…

— Оставь его, чадо. Ну, нравится ему скорбеть, — заметил брат Альбрехт. — А теперь такой славный повод.

— Пусть ответит на вопросы — а потом хоть весь изрыдается.

— Удивляешь ты меня, чадо… Смирения в тебе нет, вот что!

— Нет, — согласился Адам. — Я делом занят, тут не до смирения. Погоди-ка, святой отче… А ты хоть раз в жизни делом занимался?

— Кто — я?! — монах даже шарахнулся от Адама.

— Все понятно. Ну, господин Столешников, как вышло, что сейф заказали именно в этом заведении? И кто его в стенку вмуровывал? Сам Кожедубов-Кожемякин?

— Нет… с ним мужчина был… это он делал…

— Двое, значит?

— Еще молодой человек приходил, с бумагами, договор с Антонычем подписал.

— Трое. Четвертого точно не было?

— Точно…

— Кожедубов-Кожемякин росту вот такого, — Адам показал рукой, — Плешив… А плешь какая? От большого ума или от чужих подушек?

Брат Альбрехт расхохотался.

— Шутка-то, шутка, чадушки вы мои! Шутка-то, поди, меня старше! А до нынешних времен дожила!

Столешников не понял, пришлось объяснять: та плешь, которая расширяет пределы лба, от ума, а та, что лишь на затылке, — от чужих подушек, то бишь, ее владелец — гуляка и ловелас.

Оказалось, что преступник носит обе плеши, что брат Альбрехт объяснил весьма разумно:

— Гуляет, но с умом.

Затем последовала очередная сатира на вместилища греха и сосуды скверны.

Кроме седых висков и длинного носа, Столешников вспомнил кадык, легкую сутулость и неприятный голос. Перешли к мужчине, который помогал вмуровывать сейф. Это был здоровый дядька с усами, круглой мордой и коротким вздернутым носом, классической «репкой», насколько мог судить по описанию Адам. К счастью, он знал похожего дядьку, тоже коротконогого и пузатого, лет пятидесяти, так что картинка в памяти образовалась. И, наконец, молодой человек был не так уж молод — лет около тридцати пяти. Адам, насмотревшись телевизора, знал, что в сумасшедшем веке и сорокалетнюю тетку называют девушкой, но при этом сохранял прежние понятия о возрасте.

— Значит, темноволос, похож на киноактера, на которого — неведомо, — подытожил Адам. — Ростом с вас, Столешников, одет в костюм и при галстуке. Это, конечно, важная примета. Все равно что сказать: тело было найдено там, где у обочины паслась коза…

— Если бы включить телевизор! — заныл Столешников. — Я бы его сразу нашел и показал!

— Ступайте наверх. Может, хозяйка опять свои дамские истории смотрит. Вдруг он там покажется, — велел Адам. — Ну, брат Альбрехт, на любовника неведомой Эвки как раз третий господин смахивает. Вряд ли она польстилась на старика.

— Вместилища как раз на богатых стариков льстятся.

— Тут больших денег нет, они на хозяина работают, своего дела не имеют.

— Брови густые! — вдруг выкрикнул Столешников.

— Мерси. Это уже полезнее. Господин Столешников, не угодно ли поохотиться на ваших убийц?

— Вы с ума сошли, — отвечал Столешников.

— Брат Альбрехт?

— И точно, что умишком повредился. Ну, подумай сам, бестолковое чадо, что мы им можем сделать?

— Мы можем поставлять сведения господину Воронину, — сказал Адам, — благо я понял, как обращаться с этим адским настольным устройством. Вы как знаете, а я ночью пойду с котом в разведку. Вы же тоскуйте в подвале хоть до приезда турусов на колесах. Пойду посмотрю, чем там кот занимается.

Кот попал в беду. Дешевые сосиски ему на пользу не пошли, его мутило. Адам схватился за голову. Нужно было срочно доставить кота его законным хозяевам, чтобы он там отлежался и получил медицинскую помощь. Это означало, что ночная вылазка откладывается до лучших времен.

Другого способа добраться до Эвкиной квартиры Адам не знал.

Но так сильна была в нем жажда действия, что выход из положения он отыскал довольно скоро.

В подвале брат Альбрехт опять поил Столешникова пивом и развлекал анекдотами, которым было за пятьсот лет.

— Господа, как вы относитесь к азартным играм? — спросил, просочившись сквозь стену, Адам.

— А во что играть-то? Были у меня отменные кости, хитро сделанные, со свинцовой блямбочкой, так с собой-то я их взять не сумел.

— Карты?

— Ну-у-у! Карты! Знаешь, чадо, сколько они стоили?! В карты только бургомистр с родней играл, да гильдейская верхушка, да отец-настоятель. А мы, грешные, — в кости. Детишки — те в камушки… — монах задумался. — Вместилища скверны тоже в какие-то шашечки играли… А что?! Если у вас, чада мои, все пуговицы ободрать, то можно что-то вроде камушков затеять!

— Нет! Нет! Не трожь пуговицы! — Адам отмахнулся от монаха, который страшно обрадовался новому развлечению. — Есть другие способы! Ты когда-либо играл в города?

В прежней жизни Адам попадал иногда в приличное общество, где развлекались изысканными салонными играми. Гимназию он в свое время не окончил, но географию знал неплохо, так что отличался. Игра