почти в смятении, мы искали причину и выход, но ни того, ни другого не находили. Мы не понимали, в чём дело. Даже диагностическая аппаратура, которая могла определить причины неполадок, отказала. Связи тоже не было. Люди начали впадать в панику. Поддерживать дисциплину в экипаже становилось всё сложнее. Я чувствовал, что всё дело в планете, в её недрах, в её ауре, в её населении. Я не говорю об этих заигравшихся в крестовые походы идиотах. Я говорю о тех, кто жил здесь всегда. Я ощущал их достаточно ясно, а они очень скоро заметили меня. Сначала я просто иногда замечал рядом какие-то тени, которые мгновенно шмыгали в темноту, стоило мне обернуться. Потом они осмелели и вскоре уже кружили вокруг меня, заглядывали мне в глаза. Это очень тревожило меня. Нет, слабо сказано! Я сутками не находил покоя, я всегда был окружён ими, и это сводило меня с ума. Не знаю, может, они кружили и вокруг остальных, но те не чувствовали их, а я чувствовал достаточноясно. Я их боялся.

Он снова взглянул на Азарова.

— Я однажды признался ему в этом, но только потому, как он болезненно поморщился, я понял, что он тоже что-то чувствует. Но он сразу заговорил о другом. Он сказал, что нашёл источник энергии достаточно близко к поверхности планеты. Именно он и гробит нашу аппаратуру. Если его устранить, «Паладин» сможет восстановиться, и мы вернёмся домой. Я тогда подумал, что именно хозяева планеты, а не затянувшийся плен так мучают его. Мы пошли сюда вдвоём. Он привёл меня в эту пещеру. Здесь в метре над алтарём я увидел пульсирующий светом кристалл.

Он поднял голову и взглянул туда, где видел это чудо. В его взгляде была смертная тоска, и мне снова стало жаль его.

— Здесь я с новой силой ощутил их присутствие, но я почувствовал что-то другое. Раньше... да, я понял, что раньше это было лишь любопытство и, может быть, какое-то удовольствие от прикосновения к моему страху. Они любят эмоции, они купаются в них. Так они устроены. А на сей раз, я почувствовал тревогу. Они очень беспокоились, потом испугались. Я почувствовал их страх, как свой. Они метались вокруг, пытаясь то ли отвлечь нас от кристалла, то ли защитить его. Но они существуют на другом уровне, и только их Сердце, этот кристалл, соприкасается с нашим миром. Мне стало жаль их. Эта жалость пронзила меня, мне хотелось их защитить. Не думаю, что это они внушили мне это чувство, это была нормальная реакция профессионального спасателя на боль, страх и беспомощность живых существ. И я уверен, что Азаров тоже чувствовал это. Я пытался его остановить, я говорил, что это не просто артефакт, это источник их жизни. Они нам ничего плохого не сделали. Они просто хотят жить в своём мире. Но он сказал, что я всё неправильно понял, и уничтожил кристалл. Просто аннигилировал его.

Олдридж откинул голову назад и с мукой взглянул в нависшую над ним темноту.

— Вы не представляете, что тогда обрушилось на меня. Если б это было один огромный ужас, одно отчаяние, одна боль, я бы так не страдал. Но это были отдельные ужас, отчаяние и боль множества существ. Я вдруг слился с ними, я вобрал их в себя, а они втянули меня в свою сферу... Я просто понял... Всё. Это конец... Они обречены... Они не злые, они не опасны, они любопытны и чувствительны, как дети. И только потому, что мы вторглись в их мир, этому миру приходит конец... Всё очень просто. Мне казалось, что я умираю вместе с ними, и при этом стало как-то плевать на себя.

Он стиснул пальцы и опустил голову.

— Мы вернулись на «Паладин». Азаров всё понимал, он сделал свой выбор, как командир. Он спасал свой экипаж. А я... Во мне засела эта боль, эта безысходность и что-то вроде удивления, словно тысячи детских голосов спрашивали меня: «За что?» Я отчаянно хотел их спасти. Я понимал, что для этого нужен источник энергии, схожей с уничтоженным кристаллом. И я его нашёл. Дальше вы знаете. Я застрелил Азарова, бежал со звездолёта, забрал его вместе с анабиозной камерой и установил её здесь. Это их спасло на какое-то время. Теперь всё кончено.

— Мы не можем оставить его здесь, — проговорила я, потрясённая его рассказом.

— Я знаю. Я сам не хочу, чтоб он здесь оставался. Он нужен Земле, экипажу. Он нужен жене и детям... Это я никому не нужен. Кроме них... Я останусь здесь.

— Что? — я изумлённо взглянула на него.

Он пожал плечами.

— У меня мало сил. Я не супермаг. Я всего лишь заклинатель духов. Я не смогу спасти их, но, по крайней мере, могу смягчить их агонию. Я знаю как, чувствую... Через какое-то время они угаснут вместе со мной...

Я хотела ещё что-нибудь сказать, хоть как-то убедить его, но понимала, что это бесполезно. Инстинкт спасателя у Бена Олдриджа был сильнее инстинкта самосохранения. И я его понимала, как никто другой.

Джулиан тоже молчал. Он нагнулся и осторожно взял на руки тело Азарова, потом посмотрел на Бена.

— Передать что-нибудь вашим родным? — спросил он.

— Нет, — после некоторого раздумья произнёс он. — Мне нечего им сказать.

— А Элу? — спросила я.

Он дрогнул. Я видела, как он стиснул зубы и по его скулам прошлись желваки.

— Я не знаю, что можно сказать, чтоб уменьшить его боль. Просто позаботьтесь о нём. И обо всех кто сейчас наверху. Замок больше не нужен, и скоро его не будет.

Когда мы уходили, я невольно обернулась. Бен Олдридж присел на край каменного алтаря, и, опершись локтями о колени, устало опустил голову. Над ним всё также парили в беззвучной пустоте несколько мерцающих голубых шаров.

Всё произошло слишком быстро, и я никак не могла поверить в реальность случившегося. Столько времени я пыталась раскрыть эту тайну, может, долгие месяцы. Я не считала дни, проведённые в странном заколдованном замке на Грозовой горе. И вдруг, всё раскрылось в несколько минут. Слишком просто, чтоб это было правдой. Но что было, то было. Джулиан унёс Азарова на «Паладин». Ему некогда было рефлексировать по поводу стремительности развития событий. Он оказался с очередным пациентом на руках и теперь думал лишь о том, как его спасти.

Мне тоже пришлось поторопиться, потому что, едва лишившись источника