за руку, взял наручники, кусок верёвки, который уже года три ему служил исправно, надел полушубок, шапку и пошел в гараж за «москвичом».

Зрелище пожара не такое ужасное, как взгляд на пепелище. Даже пожарные путано и невнятно объясняют, почему горят даже кирпичные и бетонные стены. Смотреть на то, что осталось от дома, да от любого помещения, снаружи и внутри, во что превращаются или совсем исчезают хорошие, красивые и очень полезные вещи, предметы, устройства — тяжело. Чувствуешь себя как на похоронах. Когда уже закопали гроб и уже нет того, кого ты видел мёртвым, безумно надеясь, что он сейчас откроет глаза и скажет: «Я пошутил, мужики». После пожара оставалась зарытая могила бывшего дорогого и нужного. Страшное видение.

— Кто старший здесь? — крикнул Шура в толпу, угрюмо следящую за тем, как мокрые пожарные скатывают рукава брандспойтов и убирают со стен лестницы с крюками, достающими до окон второго этажа, которые можно перекинуть и на третий, если он есть. — Я из уголовного розыска. Подойдите.

Пришли двое. Один назвался начальником всего складского комплекса Истоминым, второй представился начальником управления вооруженной охраны. Фамилию назвал — Самойленко. Капитан. Офицер МВД. Сам он не стоял на вахте. Управлял отрядом из трёхсот человек. Они дежурили на всех важных объектах города.

— А где ваш человек, тот, что видел поджигателя, который ещё и убийца?

— Я его приведу, — Самойленко ушел.

— Сколько сгорело складов? — спросил Малович начальника Истомина.

— Помещение с солдатским сукном для шинелей, склад гребенчатого камволя, Ещё склад шерстяных и полушерстяных рулонов, помещение камвольной ткани с вискозой, полиэстером, лавсаном, эластаном и капроном. Лёгкие, для платьев и летних костюмов, плотные для пальто и гардин. Жаль всё. Не считали точно, но минимально миллионов на восемь сгорело материала, — Истомин отвернулся и достал носовой платок. Тут Самойленко привёл дежурного «вохровца».

— Короче, так было дело, — не здороваясь, начал доклад человек с ружьём. — Я обходит седьмой и восьмой склады. Это вон аж где. Времени было пять сорок три. Когда первое пламя показалось на первом и втором складах. Я побежал туда. Кричал «стой, стрелять буду!» По инструкции. Бегу к складам, а двое в фуфайках и валенках, какие не скользят, от пламени в разные стороны рванули. Канистры от бензина пустые сбоку на снегу валялись. Четыре штуки.

— В цель стреляли? — Шура взял ружьё. Обычная «тулка» двадцатого калибра. Из дроби номер три зацепить можно было убегающего запросто. Через пятнадцать метров из «тулки» дробь уже веером летит.

— По ногам. Как в инструкции. Но темно. Шаги слышу. Ну, снег под валенками скрипит же. Да, бляха, не попал почему-то. Не повезло. Они обливать склады начали, когда я от первых пошел до десятого. Но одного, я в него не стрелял, запомнил. Я уже к пламени подбегал, а он ещё раз спичкой чиркнул, бросил её в бензин, на снег, налитый дорожкой от ворот, и только потом повернулся и рванул в другую сторону. Пока спичку доставал и чиркал — я его рассмотрел. Лет тридцать парню. Горбоносый. Причём нос большой. Но не грузин, не азербайджанец. Русский. Боксёр, наверное. Нос переломан и сгорбился.

— Ещё приметы запомнили? — Малович вернул охраннику ружьё и медленно пошел к воротам склада. Железные были ворота. Но расплавились. Видно их и поливали. «Вохровец» шел на шаг сзади.

— Ну, да. Он же, блин, хромал. На левую ногу. И не то, чтоб валенок тесный у него, а явно травма была и он охромел. Но убежал очень даже быстро. Получается — не болит нога. Просто — хромой.

— Всё. Спасибо, — Шура подошел к Истомину. — А вы что думаете. Кому надо было спалить склады? Сколько не сгорело? Подожгли-то не хулиганы. Чётко сработали. Обучены этому делу.

— Из десяти три уцелели, — Истомин так переживал, что и руки у него тряслись и губы дрожали. — Кому надо? Ну, хрен его знает. Теряюсь я. Такие комбинаты есть в Иваново. Но они покрепче нас. Потому зла держать не могут. Смысла нет. Они далеко впереди по всем параметрам. А есть ещё

Монинский камвольный комбинат, фабрика Калинина в Москве, фабрика имени Тельмана в Ленинграде и фабрика в Тбилиси. Вот они — старые и сейчас нашу продукцию заказчики берут охотнее. Наш комбинат напичкан машинами последнего слова техники, шикарных разработок советских и болгарских инженеров. И сделана техника в ГДР. Немецкое качество. Так у нас и ткани — я те дам!!!

— Начинаю догадываться, — Шура по привычке почесал под шапкой затылок. — А куда побежал этот хромой-горбоносый?

— Вот так, — охранник протянул руку вперёд. — А там как раз кладбище. Два метра забор в высоту. Вход в него с другой стороны. А за кладбищем у нас что? Мастерская по ремонту радиоприёмников, здания управления телевизионной вышкой…

— Потом детский сад номер восемь, столовая «Орион», — вспоминал Шура вслух, — автодром при школе водителей. Большую площадь занимает. А за ним три общежития. Два от вашего комбината, а третье — для условно-досрочно освобождённых на вольное поселение.

— Ну, вроде так и есть, да, — согласились охранник, управляющий складами и начальник управления ВОХР.

— Думаете, что кто-то из бывших зеков? — спросил Истомин. — А оно им надо? Подломить втихаря склад и унести с десяток рулонов шерстяной костюмной ткани — это бы они с радостью. Продали бы скупщикам. Но жечь склады… Смысл в чём?

— Ну, им просто для развлекухи красного петуха пускать на комбинате, любимом всеми в городе — глупо, — согласился Малович. — А вот если кто-то шустрый прилетел из Монино Московской области? С камвольной их старинной фабрики. У которой из- за вас потребителей уменьшилось вдвое, допустим. Фабрика, если я правильно помню, открылась до революции ещё?

Или с фабрики Калинина, которая тоже сто лет стоит в Москве. Представляете, вашу ткань берут лучше, чем Московскую. Позор ведь им?

Ну, так сами они приехать, перестрелять вас всех, взорвать или сжечь комбинат, склады не смогут. Но в Кустанае им не трудно хорошо заплатить бывшим зекам, которым один пёс — кого завалить, что украсть, где что сжечь или разнести в клочья.

— Но ведь у них «понятия», — вспомнил Самойленко. — Не гадить дома. Живут ведь в Кустанае. Наши люди. А наш город — их дом. Не по «понятиям» выходит гадить комбинату нашему, гордости республики.

Малович засмеялся.

— Их дом- тюрьма и зона. На воле они временно. Ладно, спасибо. Я всё примерно понял. Найду поджигателей.

— Вы так уверены,