Прибрежные скалы покрывали толпы рабов, наблюдавших за гибелью пиратского флота. С моря дул свежий соленый ветер. Меж камней пробивалась свежая ярко-зеленая весенняя травка, в лица били капли мелкого дождика.

Спартак обвел взглядом свою оборванную армию. Все изголодались и устали, людей придавило осознание того, что великий поход через всю страну закончен. И все же он гордился ими.

Крикс повернулся к вождю мятежников и устало посмотрел ему в глаза.

— Отсюда нет пути, ведь так?

— Думаю, что дороги нет. Без кораблей нам конец, — ответил Спартак.

Крикс посмотрел на окружавших их людей, безнадежно застывших под дождем.

— Жаль. Надо было идти через горы, — горько произнес он.

Спартак пожал плечами и усмехнулся.

— И все же мы заставили их побегать. Клянусь всеми богами, наши мечи попробовали римской крови!..

Они надолго замолчали. Далеко в море догорали или спасались от погони последние пиратские триремы, по глади волн на длинных веслах сновали римские галеры. Дым от горящих остовов кораблей поднимался в дождливое небо, черный и горячий, как сама месть.

— Антонид сбежал, — неожиданно сообщил Крикс.

— Я знаю. Он приходил ко мне ночью, просил золота.

— И ты ему дал? — спросил Крикс.

Спартак вновь пожал плечами.

— Почему бы и нет? Если сможет бежать, я желаю ему удачи. Нам здесь делать нечего. Ты тоже можешь уйти. Возможно, кто-то спасется поодиночке.

— Антонид не пройдет мимо легионов. Мы отрезаны от страны этим проклятым валом.

Спартак поднял голову.

— Значит, прорвемся через него и рассеемся. Я не стану ждать, пока они придут и перережут нас, как овец. Пусть люди соберутся теснее, Крикс. Разделим золото, чтобы у каждого было несколько монет, и попробуем прорваться еще раз.

— Они нас настигнут, — возразил Крикс.

— Всех не поймают. Страна слишком велика.

Спартак протянул ладонь, и Крикс крепко сжал ее.

— До встречи, Крикс.

— До встречи.

Стояла безлунная ночь, укрывшая рабов от глаз легионеров, что стерегли глубокий ров и вал, протянувшиеся от моря до моря. Когда Спартак увидел их, он молча покрутил головой от удивления, словно не веря своим глазам. Какую глупость совершили римляне, надеясь таким образом запереть рабов! Впрочем, враги проявили к восставшим нечто вроде уважения. Римляне не посмели напасть, а предпочли отсидеться за валом, посматривая на противника.

Спартак лежал на животе в чахлой траве. Лицо он вымазал грязью. Рядом притих Крикс, за ним смутно виднелись прячущиеся рабы, которые ожидали сигнала к атаке.

Никто не возражал, когда Спартак изложил людям дерзкий план. Все видели, как горели триремы, и отчаяние превратилось в мрачную решимость. Великая мечта умерла. Они рассеются, как семена на ветру, и римлянам никогда не поймать даже половины восставших.

— Наверняка вал охраняет тонкая цепочка немногочисленных патрулей, — сказал рабам Спартак на заходе солнца. — Мы пронзим ее, подобно стреле, и пока они подтянут силы, большая часть из нас будет уже далеко.

Криков радости не было, все выслушали вождя и сели точить мечи и ждать. Когда стемнело, Спартак встал, и они пошли за ним, осторожно пробираясь во мраке ночи.

Ров возник впереди темной полосой; за ним на фоне звездного неба возвышался вал. Крикс перевел взгляд на Спартака.

— Футов десять в высоту, не меньше, и выглядит прочным.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как кивнул Спартак, и нервно поворочал шеей. Потом оба медленно встали, и предводитель восставших негромко свистнул, подавая сигнал группе рабов, которая первой должна была преодолеть препятствие. Бывшие невольники собрались вокруг своего предводителя, словно тени. Это были самые сильные из его солдат: их вооружение составляли тяжелые молоты и топоры.

— Пора. Через то, что они построили, можно прорваться, — прошептал Спартак, и рабы бегом бросились вперед, крепко сжимая оружие.

Через несколько секунд поднялись остальные и рванулись к римскому валу.

Юлий принял чашку с теплым душистым мясом, пробормотав слова благодарности. Вокруг него, насколько хватало глаз, расположились солдаты легионов, прибывших из Греции. Все были заняты едой; от костров, на которых разогревалась пища, в небо поднимались белые дымки. Землю покрывал толстый слой грязи, прилипавшей к подошвам сандалий тяжелыми ошметками, которые затрудняли ходьбу. У кого были плащи, присели на них. Остальные расположились, как придется, — на плоских камнях, жесткой траве, на кучках сена, разбросанного по полю.

Цезарь знал, что привал будет недолгим. Рано утром из разведки вернулись экстраординарии, и по легионам, опережая официальные сообщения, поползли слухи.

Ничего хорошего донесения не содержали. Юлий стоял рядом с Помпеем и одним из первых услышал, что рабы снова идут на север, прямо на них, а орлов Красса не видно. Помпей набросился на гонца, доставившего эти известия, требуя от него подробностей. Воин ничего не мог сказать, он не видел случившегося. Где бы ни находился Красс, он не сумел удержать рабов у моря. Цезарь подумал, что главнокомандующего уже может не быть в живых, и поймал себя на мысли, что ему это почти безразлично. Он видел столько смертей… Одним сенатором больше, одним меньше — какое это имеет значение для кампании подобных масштабов?

Перед тем как отдать чашку помощнику повара, Кабера аккуратно собрал пальцами последние крошки пищи. Ее постоянно не хватало: еда успевала совершенно остыть к тому моменту, когда доходила до рук отдельно взятого легионера.

Вокруг расположились солдаты, не желавшие думать о предстоящем сражении. Никто из них не воевал с рабами и никак не проявлял волнения, обычно предшествовавшего битве. Перед глазами старого лекаря стояло поле где-то далеко на юге, покрытое телами римлян и воронами, дерущимися над ними.

Юлий вздохнул. Опять пошел дождь. Земля совсем раскиснет… Ну и ладно. Погода вполне соответствовала настроению Цезаря: в небе отражались мрачные мысли, которым он предавался.

Видение бледного лица на освещенном факелами ложе было совершенно явным, словно он все еще стоял возле мертвой жены. Смерть Тубрука. Даже смерть Катона… Все это казалось настолько бессмысленным! Когда-то он любил драться. Марий в те дни был прославленным полководцем, и все они знали, что сражаются друг за друга и за город, но все так перепуталось, и сейчас он ослаблен угрызениями совести.

Юлий брал мясо рукой и запихивал его в рот, не чувствуя вкуса. Он рыдал, когда погиб Пелита, однако на остальных слез не осталось. Его окружали ничтожные люди, похожие на Катона и Помпея, не видевшие ничего дальше собственной славы. Слепцы, понятия не имевшие о вещах, которые Тубрук считал важными. Юлий верил, что его наставники являлись великими людьми, но все они отдали жизни за свои идеалы.