Он протянул руку и пальцем провел в грязи ровную линию. Чем можно оправдать смерть этих людей? Корнелия, Тубрук, ветераны, погибшие за него в Греции. Они шли за Юлием и беспрекословно отдавали за него жизнь. Ну что ж, он тоже способен на это…

Среди всего множества солдат только Юлий страстно желал приближающейся битвы. Он встанет в первую шеренгу, и через час все будет закончено. Он устал от сената, устал от своего пути. Вспоминая день, когда Марий впервые привел его в сенат, молодой трибун презрительно кривился. Тогда, очутившись в самом сердце власти, он испытывал благоговение. Сенаторы казались такими благородными, пока он не узнал их достаточно хорошо, чтобы потерять уважение к ним.

Юлий плотнее закутался в плащ — ветер крепчал, и капли дождя становились все крупнее. Кто-то ругался, хотя большая часть легионеров вела себя спокойно, погрузившись в молитву и улаживая отношения с богами накануне предстоящего смертоубийства.

— Юлий!..

Голос Каберы вырвал Цезаря из задумчивости.

Повернув голову, он увидел старика, протянувшего к нему руки. Улыбнулся, догадавшись, что Кабера ему приготовил: венок из листьев, собранных с кустов и скрепленных ниткой, которую старик вытащил из своего одеяния.

— Зачем? — спросил Юлий.

Кабера положил венок ему на ладони.

— Надень, мальчик. Он твой.

Цезарь отрицательно покачал головой.

— Не сегодня, Кабера. И не здесь.

— Я сделал его для тебя, Юлий. Прошу.

Они одновременно поднялись, и Цезарь обнял старика за шею.

— Ладно, старый друг, — молвил он, тяжело вздохнув.

Юлий снял шлем и положил венок на мокрые волосы. Воины посматривали на них, но Цезарю было все равно. Кабера всегда находился рядом, и он не заслужил пренебрежительного отношения к себе перед битвой, в которой, возможно, погибнет на раскисшем от грязи поле, далеко от родного дома. Еще один человек, готовый умереть возле него.

— Когда они появятся, Кабера, не выходи на передний край. Постарайся выжить, — попросил Юлий.

— Твой путь — это мой путь, забыл? — спросил старик, сверкнув глазами.

Седые волосы мокрыми прядями свисали на его лицо, а в голосе было столько воинственности, что Юлий усмехнулся.

Вокруг них молча поднимались на ноги легионеры. Цезарь резко повернул голову, решив, что пришло время выступать, но солдаты просто стояли и смотрели на них. В опущенных руках легионеры держали чаши, плащи мокли под струями дождя, а воины стояли и смотрели на своего начальника.

Юлий неуверенно коснулся пальцами венка и почувствовал, что сердце забилось быстрее. Его окружали не мелкие людишки. Не рассуждая, они отдавали свои жизни и просто надеялись, что командиры не станут тратить их напрасно. Встретившись с ним глазами, они улыбались, и он снова ощущал нити, которые связывали его с простыми солдатами.

— Рим — это мы, — прошептал Цезарь и обвел взглядом своих воинов.

В этот момент он понял, что заставило Тубрука сохранить верность его отцу. Старый гладиатор поверил в мечту, созданную лучшими представителями нации, и, не колеблясь, отдал за нее свою жизнь.

Издалека долетели звуки труб, приказывающие заканчивать привал.

— Вперед, ребята!.. — проревел Спартак.

Близился конец, но страха не было. Рабы доказали, что легионеров можно бить; трещина, которая пошла по телу Рима благодаря их усилиям, со временем расширится — и хищник падет.

За его спиной, сверкая железом на утреннем солнце, легионы Красса громкими криками приветствовали войска Помпея, которые быстро шли на сближение с отрядами Спартака. Восставшие оказались между молотом и наковальней, и предводитель восставших видел, что разгром неизбежен. От армии борцов за свободу не останется ничего.

Спартак обнажил меч и опустил личину железного шлема.

— Клянусь богами, мы все-таки заставили их побегать, — негромко произнес он.

Небо потемнело от копий легионеров.

Вместе с Крассом Помпей шагал между рядами крестов. От Рима вниз по Аппиевой дороге легионеры установили шесть тысяч столбов с перекладинами, на которых в знак победы и в назидание мятежникам будущих времен умирали в мучениях рабы и гладиаторы. Пришлось вырубить целые леса, чтобы заготовить такое количество крестов, а когда у плотников в легионах кончились гвозди, рабов начали просто привязывать к столбам и убивать копьями или оставляли умирать от жажды.

За милю до города полководцы слезли с лошадей и пошли пешком. Помпей обещал, что никто не усомнится в заслугах Красса. Подавление восстания загладило все допущенные ошибки, и сенатор был готов поделиться славой. Он не боялся Красса и принимал в расчет его богатство, которое еще очень и очень могло пригодиться. Когда он станет консулом, ему потребуются богатые люди, которые смогут финансировать его проекты. Возможно, имеет смысл предложить Крассу место второго консула. Тогда они поделят расходы на двоих, а Красс будет только благодарен за приглашение во власть.

Издалека полководцы слышали крики ликующей толпы, которая заметила, как они приближаются. Военачальники улыбнулись друг другу, наслаждаясь мгновениями славы.

— Интересно, мы имеем право потребовать триумфа? — спросил Красс возбужденно. — Со времен Мария никто его не получал.

— Я знаю, — ответил Помпей, сразу вспомнив молодого человека, стоявшего за плечом Мария.

Красс пристально посмотрел на Помпея, словно прочитал его мысли.

— Мне стыдно, что с нами нет Юлия. Он доблестно сражался.

Помпей помрачнел. Ему не хотелось говорить об этом Крассу, но когда он увидел, как вокруг Юлия поднялись легионы, прибывшие из Греции, ему стало страшно. Все великие люди ушли, остался только Цезарь, в жилах которого течет кровь Мария, он же — командир Десятого легиона; слава его растет и может стать смертельно опасной, если молодой трибун решит воспользоваться ею. Нет, он не хочет видеть в городе ни Юлия, ни его легиона. Он не колеблясь подписал приказ, согласно которому Цезарю надлежало немедленно отправиться в Испанию.

— Испания его отрезвит, Красс, не сомневаюсь.

Вопросительно посмотрев на коллегу, Красс решил промолчать. Раздался приветственный рев толпы, и Помпей удовлетворенно кивнул.

Испания очень далеко, и за пять лет люди забудут даже племянника Мария.

Известно, что совсем молодым человеком Юлий Цезарь попал в плен к пиратам и впоследствии был выкуплен. Об этом сообщают исторические записки. Когда от него потребовали выкуп в двадцать талантов, Цезарь возмутился и сказал, что заплатит пятьдесят и что пираты не понимают, кого захватили. Он обещал разбойникам, что поймает их и всех распнет, а главарей из милосердия удавит.