Тени вытягивались, песок юлил среди идущих людей, словно поземка, когда они вышли к берегу Нила. Здесь сарацины решили сделать привал, чтобы напоить лошадей, а уставшие пленники, не веря своему счастью, бросились к воде. Рыцарь, который нес в руках завернутый в плащ предмет, зашел в воду и, придерживая на руках ношу, стал брызгать на нее водой. К нему подошел рыцарь помоложе него – это были те самые крестоносцы, что помогли донне вырваться из круга сарацин. Молодой рыцарь осторожно снял плащ со своей ноши, и в воду спустились светлые волосы, затем он смочил кусок ткани в воде. Женщина, которую держал на руках рыцарь, пошевелилась от прикосновения к ее лицу холодной манишки.

– Как она? – спросил еще один крестоносец, подходя к ним. Он нес ее наравне с остальными, поэтому молодой рыцарь сразу ответил:

– У нее сильный жар. Она так и не пришла в себя. Если мы будем идти так еще долго, то она не вынесет перехода.

Смочив манишку еще раз, он надел ее на голову женщине и прикрыл ей лицо.

– Ее надо напоить, – предложил крестоносец, что держал донну на руках. Его товарищ молча отвязал пустую флягу от пояса и наполнил ее, отойдя подальше, где вода была чище. Приподняв голову, он дал Анне напиться. Она пила слабо, на висках уже снова начали поблескивать капельки пота.

– Она очень горячая, – произнес крестоносец, по его щеке сползла слеза. – Бедная донна, мы не смогли ее уберечь.

Сарацины вновь стали сгонять пленников в группы.

– Пойдемте, – поторопил своих друзей третий рыцарь, забирая донну из рук расстроенного крестоносца. – Надо идти, хотя бы ради нее.

Они шли теперь вдоль реки, по направлению к Мансуру, куда несколькими часами ранее уже переправили плененного короля.

– Скорее бы, – шептал в полубреду рыцарь, неся донну, – иначе она умрет.

Селир Анвуайе, ожидавший своей очереди, шел рядом с ним и взял донну за руку.

– Посмотрите, – вскрикнул он, – у нее вздулись вены!

Действительно, вены на руках и шее донны вздулись и вылезли так явно, что видны были малейшие разветвления сосудов под кожей.

– Она умрет, – прошептал рыцарь, – наша донна умрет. Все кончено.

Он прижал ее к груди еще сильнее, рука донны, бесчувственно свисавшая до сих пор, пошевелилась. В этот миг на спину рыцаря обрушился удар кнутом, и тот был вынужден поспешить вперед. Бережно неся Анну на руках, он вглядывался в ее лицо с робкой надеждой заметить хоть еще один признак того, что она приходит в сознание. Но донна была неподвижна. Когда они проходили мимо старого лагеря, чьи обломки еще дымились, рыцари опустили глаза. Не было сил смотреть на останки былых укреплений, где, несмотря на голод и болезни, они были счастливы. Мансур стоял перед ними – загадочный город, который они не смогли победить, готовый поглотить их навсегда, похоронив в своем чреве.

Анвуайе взял донну на руки. Она стала такой легкой, почти невесомой, что он с удивлением вгляделся в ее лицо. Черты ее заострились, цвет лица стал серым. Дышала ли она? Селир приподнял ее голову локтем и прислушался – сквозь приоткрытые потрескавшиеся губы, покрытые желтым налетом, доносилось слабое дыхание. С удивлением он отметил в себе желание поцеловать ее, даже теперь, при всех и даже в том полуобморочном состоянии, в котором находился сам из-за голода, жажды и усталости.

Грязными руками он потрогал ее лицо, горячий влажный лоб, краем манишки отер его и виски от пота.

– Сир Анвуайе, – молодой рыцарь приблизился к нему, – давайте я понесу донну.

– Нет, нет, – торопливо ответил Селир, – идите, мессир, я донесу ее до города.

Они вошли в Мансур. Вонь из-за жары стояла страшная, жители города забрасывали гниющими объедками пленников, улюлюкали, метали в них камни. Иногда то один мужчина, то другой выскакивали из толпы и трепали воинов за волосы или били по щекам, пока сарацины не отгоняли их прочь. Вокруг Селира сгрудились рыцари, чтобы никто не смог попасть в донну камнем. Безропотно сносили они удары, плевки, насмешки и шли с высоко поднятыми головами, но потухшим взором – они знали, что ждет их впереди.

Их привели к большому зданию, это был дворец, который занимал Бейбарс. Войско, погнавшееся за беглецами, было одним из личных подразделений командира мамлюков, поэтому свою добычу они привели сюда. Всего около тысячи пленников было загнано на небольшую площадь перед дворцом, покрытую лошадиным навозом. Их начали сортировать, заставляя называть свое имя, звание, род, спрашивали о состоянии, которым они обладают. Рыцарей разгруппировывали и уводили во дворец.

Наконец пришла очередь рыцарей, стоящих рядом с Анвуайе.

– А это что? – с презрением глядя на тело, которое держал в руках рыцарь, спросил офицер, командовавший распределением пленников.

– Донна Анна Висконти д'Эсте, герцогиня Бургундская, – ответил один из рыцарей и, выразительно глядя на своих друзей, добавил, – это очень знатная и очень богатая дама. Она приходится родственницей нашему королю.

Презрение в глазах офицера сменилось слабым интересом. Он отбросил покрывало и плащ, укрывавшие донну, и внимательно вгляделся в ее лицо.

– Почему же она не была захвачена вместе с королем и его братьями? – спросил он.

– Потому что мы пытались увезти ее в Дамьетту, помочь сбежать, – ответил рыцарь.

– Она умрет, – сказал офицер, с брезгливостью шевельнув головой донны. – Ваша драгоценность через несколько часов не будет стоить и гроша.

Он махнул рукой, и донну унесли во дворец.

– Позаботьтесь о ней, – сказал вдруг пожилой рыцарь, – вы получите за нее большой выкуп, только сохраните ей жизнь.

– Это решать не мне. Это будет решать Мах-эд-Сарат и наш командир Бейбарс.

– Для всех из нас она значит очень много. Только скажите королю, и он попросит султана освободить ее.

– Султан здесь редкий гость. Здесь главный Бейбарс, он решит. Гоните их в тюрьму.

Стены тюрьмы были покрыты плесенью, которая подсыхала от жары и издавала слабый солоноватый запах. Окно квадратное, с толстыми решетками, крадущими весь свет. Пол каменный, неровный, изломанный, наполовину занесенный землей и песком. Это была маленькая камера, отделенная от коридора решеткой, в глубине коридора полыхали факелы, дававшие слабый отсвет на стену напротив. Возле этой маленькой камеры располагалось место стражи – грубо сколоченный стол, два стула, коврик на полу, где стражник молился, не покидая поста, и урна для мусора. Дальше по коридору с той же стороны, что и эта камера, находились камеры побольше, куда по двадцать – сорок человек нагнали крестоносцев.

В маленькой камере, при гаснущем свете дня и красных всполохов от факелов на стене, на полу угадывалась фигура человека. Прошли сутки с тех пор, как крестоносцы попали во дворец, а сторож Абдул еще ни разу не заметил здесь движения. Он удивлялся, не понимая, зачем безнадежно больную женщину бросили в камеру, где могло поместиться человек десять крестоносцев. Она лежала так, как ее положили, не двигаясь. Возможно, она уже давно умерла. Настало время для вечерней молитвы. Абдул расстелил коврик и начал молиться, решив про себя, что зайдет после в камеру и проверит, жива ли еще пленница.