местный землепашец Санчо Панса. Дон Кихот обещает ему в награду пост губернатора острова, буде такой удастся завоевать, и тот соглашается. Сервантес снова, как будто мимоходом, упоминает, что у Санчо Пансы «мозги были набекрень» — с одной стороны, необходимое условие для спутника безумного рыцаря, с другой — знак того, что и оруженосец способен будет заметить то, что видит его господин.

Второй выезд Дон Кихота в компании Санчо Пансы состоит из череды забавных и горьких происшествий. Первым стал бой с ветряными мельницами: довольно короткий и проходной эпизод, превратившийся по странной прихоти литературной судьбы в едва ли не символ всего романа и известный даже тем, кто книгу не читал вовсе.

Затем следует гораздо более драматический поединок со слугой путешествующей знатной дамы. При всей комичности описания, это настоящая свирепая драка на боевых мечах: падают разрубленные доспехи, льется кровь, и оба противника не шутя рискуют быть убитыми или убить — но старый солдат Сервантес, знающий настоящую цену жизни и смерти, удерживает руку своего героя и не дает Дон Кихоту превратиться в убийцу.

Позже, у костра на ночном привале, в компании козопасов, Дон Кихот произносит монолог, который совершенно иначе раскрывает суть его рыцарской миссии:

«Блаженны времена и блажен тот век, который древние назвали золотым, — и не потому, чтобы золото, в наш железный век представляющее собой такую огромную ценность, в ту счастливую пору доставалось даром, а потому, что жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое.

Тогда движения любящего сердца выражались так же просто и естественно, как возникали, без всяких искусственных украшений и околичностей. Правдивость и откровенность свободны были от примеси лжи, лицемерия и лукавства. Корысть и пристрастие не были столь сильны, чтобы посметь оскорбить или же совратить тогда еще всесильное правосудие, которое они так унижают, преследуют и искушают ныне. Закон личного произвола не тяготел над помыслами судьи, ибо тогда еще некого и не за что было судить».

Он говорит Санчо Пансе:

«Друг Санчо! Да будет тебе известно, что я по воле небес родился в наш железный век, дабы воскресить золотой».

Дон Кихот — средневековый рыцарь, оказавшийся на раблезианском возрожденческом карнавале. Он гость из идеального прошлого в лишенном красоты и смысла настоящем. Он ряженый, шут, дурак, безумец — но в его безумии заключена та мудрость, о которой апостол Павел сказал:

«Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым»[136].

Как и полагается на карнавале, нарядившегося рыцарем шута лупят под громкий хохот читателей. Вот только Дон Кихот шутит всерьез, а потому и достается ему по-настоящему, а не понарошку, но публика все равно покатывается со смеху.

Вот погонщики лошадей беспощадно избивают дубинами вздумавшего приударить за их кобылами коня Росинанта, а заодно и его хозяина, да так, что Дон Кихот не может идти, и поэтому Санчо Панса везет его к ближайшему постоялому двору, положив поперек на осла.

В трактире отменно безобразная служанка, заплутав в темноте, путает рыцаря со своим ухажером, лезет Дон Кихоту в постель — и как же он ей отвечает!

«О, если б я был в силах отплатить вам, прелестная и благородная сеньора, за великую милость, какую вы мне явили, дозволив созерцать дивную красоту вашу! Однако ж судьбе, неустанно преследующей добрых людей, угодно было, чтобы я, истерзанный и разбитый, возлег на это ложе, и чтобы я при всем желании не мог исполнить ваше желание. Кроме этого препятствия существует и другое, совершенно непреодолимое, а именно моя клятва в верности несравненной Дульсинее Тобосской, единственной владычице сокровеннейших моих помыслов».

Но Дон Кихота все равно снова крепко бьют, на этот раз кавалер бестолковой служанки, несмотря на данную ей изысканную и деликатную отповедь.

Он налетает на стадо баранов и, посчитав его вражеским войском, носится средь него, вызывая на бой фантастических рыцарей и великанов, но получает в ответ град камней от охраняющих овец пастухов.

«В это самое время голыш угодил ему в бок и вдавил два ребра <…> Другой снаряд, необычайно метко пущенный, угодил ему в руку, мимоходом вышиб ему не то три, не то четыре зуба, в том числе сколько-то коренных, и вдобавок изуродовал два пальца на руке».

Это очень похоже на детальное описание избиения братом Жаном солдат короля Пикрохола у Рабле, вот только здесь Дон Кихоту достается не в шутку, а очень даже всерьез.

Персонажи «Дон Кихота». Художник: Виллем Хендрик Шмидт, 1819–1849 гг.

У попавшегося навстречу брадобрея Дон Кихот отбирает тазик для мыльной пены и надевает себе на голову, провозглашая волшебным шлемом — совершенно карнавальный, снижающий жест, подобный надеванию шутовской короны из ночного горшка. Санчо Панса называет своего господина Рыцарем Печального Образа; надетый на голову таз придает этому образу драматическую завершенность. Дон Кихот меж тем движется навстречу одному из важнейших своих приключений, может быть, самому важному в первой части романа.

«Навстречу ему по той же самой дороге идут пешком человек двенадцать, нанизанных, словно четки, на длинную железную цепь, обмотанную вокруг их шеи, все до одного в наручниках. Цепь эту сопровождали двое верховых и двое пеших, верховые — с самопалами, пешие же — с копьями и мечами; и Санчо Панса, едва завидев их, молвил:

— Это каторжники, королевские невольники, их угоняют на галеры. — Как невольники? — переспросил Дон Кихот. — Разве король насилует чью-либо волю?

— Я не то хотел сказать, — заметил Санчо. — Я говорю, что эти люди приговорены за свои преступления к принудительной службе королю на галерах.

— Словом, как бы то ни было, — возразил Дон Кихот, — эти люди идут на галеры по принуждению, а не по своей доброй воле.

— Вот-вот, — подтвердил Санчо.

— В таком случае, — заключил его господин, — мне надлежит исполнить свой долг: искоренить насилие и оказать помощь и покровительство несчастным».

Дон Кихот разговаривает со скованными каторжниками: это воры, конокрады, сводники и грабители. Но человеколюбие рыцаря сильнее предубеждений; как истинный гуманист, он верит в добрую природу людей и вступает в бой за их свободу. Дело только чудом не заканчивается трагически: ему повезло сбить наземь вооруженного мушкетом комиссара конвоиров, а справиться с пешими и конными охранниками помогли сами каторжники.

И вот цепи сброшены. Дон Кихот призывает бывших невольников, спасшихся благодаря ему от каторги на