Иоанн Павел II проявлял живейшее участие в судьбе заключенных. С одной стороны, он упрашивал Рейгана отменить санкции (находя в этом поддержку у филадельфийского кардинала Круля), с другой — настаивал в разговоре с председателем Госсовета Яблоньским, прибывшим (впервые в истории ПНР!) на памятные мероприятия в честь взятия Монте-Кассино, что надо освободить интернированных. Ярузельский не шел на это, требуя от диссидентов гарантий прекращения «враждебной деятельности». В отношениях с епископатом он также проявлял неуступчивость: в конце 1983 года правительство отвергло проект урегулирования юридического статуса католической церкви и предписало очистить школьные классы от настенных крестов (возвращенных туда в 1980–1981 годах). Двадцать пятого ноября 1984 года Политбюро приняло целую программу взаимоотношений с церковью, сводившуюся к атеизации общества[879]. Оно и неудивительно: согласно опросам общественного мнения, число людей, читавших дома молитвы, достигло к 1983 году 48,8%, в то время как в 1978 году таковых было всего 22,5%[880]. Вот он, эффект папы-поляка! И мириться с этим было нельзя.

Впрочем, первый секретарь ценил роль католической церкви в успокоении народа, чего совершенно не понимали советские лидеры, укорявшие генерала за неуместные заигрывания с «реакцией»[881]. Иоанн Павел II, со своей стороны, тоже проявлял здравомыслие. В феврале 1984 года он убеждал вице-президента Джорджа Буша — старшего, что правительство в Польше сменить не удастся, максимум, на что можно рассчитывать, — это повлиять на Ярузельского, дабы он показал «более человеческое лицо»[882].

Но надежда на «более человеческое лицо» скоро развеялась как дым. В октябре 1984 года сотрудники польских спецслужб убили ксендза Ежи Попелушко. Его смерть стала для римского папы третьим глубоким потрясением после смерти Оскара Ромеро и покушения Агджи. Войтыла никогда не встречался с капелланом варшавской «Солидарности», но знал о его деятельности и даже передал ему через священника Адама Бонецкого жемчужные четки. С ними и похоронили неукротимого слугу Божьего[883]. Панихиду при огромном стечении народа отчитал Глемп, у которого с покойным были сложные отношения.

* * *

Год 1984‐й — это год очередной апостольской поездки в Азию. На этот раз пунктами остановок стали Аляска, Южная Корея, Папуа — Новая Гвинея, Соломоновы Острова и Таиланд. В Бангкоке глава местных буддистов Васана Тара принял понтифика, сидя в позе лотоса, и пять минут разглядывал его, не произнося ни звука. «Я ощутил его оригинальность», — прокомментировал это римский папа[884].

В Сеуле Иоанн Павел II канонизировал сто три корейских мученика, погибших за веру в XIX веке. Южной Кореей управлял диктатор Чон Ду Хван, бывший католик, перешедший в буддизм. Не лучшая иллюстрация для проповеди спасения во Христе, что и говорить. Правда, голос понтифика сохранял для него вес: в начале 1981 года по просьбе Иоанна Павла II он отменил смертный приговор оппозиционеру Ким Дэ Джуну, который в 1998 году, став президентом, ответит бывшему диктатору такой же любезностью[885]. Число корейских христиан в восьмидесятые годы росло как на дрожжах, но не благодаря Ватикану — ответственность за такой успех несли главным образом протестанты. Именно в Сеуле была возведена самая посещаемая церковь в мире — пятидесятнический храм Полного евангелия Еыйдо.

В июне 1984 года Иоанн Павел II произнес речь в Женеве перед Всемирным советом церквей — крупнейшей экуменической организацией на планете, в которую, однако, не входит римско-католическая церковь. Невзирая на членство в этом объединении большинства религиозных структур западного блока, в целом Совет сохранял лояльность к СССР и левым режимам. Наиболее многочисленной духовной организацией в составе Совета являлась как раз Русская православная церковь, которая, разумеется, использовала такой козырь, чтобы проводить линию, выгодную КПСС.

В своей речи понтифик призвал всех объединиться вокруг Святого престола как учреждения, созданного апостолом Петром — этим «камнем веры», на котором вознесется церковь. Поиск единства, говорил Иоанн Павел II, — это не вопрос переговоров, а вопрос того, как лучше выразить свое отношение к миссии епископа Рима.

Другими словами, Войтыла остался верен традиционному подходу Ватикана, полагающего лишь себя центром христианства. Ничего нового в сравнении с политикой средневековых пап Иоанн Павел II в этой области не породил. В Швейцарии, одном из оплотов кальвинизма, подобные слова звучали совсем неуместно.

Понтифик, кроме того, призвал членов ВСЦ активнее бороться за свободу вероисповедания и отринуть насилие в борьбе за общественную справедливость. Дежурные для него тезисы на этот раз прозвучали почти как выпад против Совета, известного своим замалчиванием проблемы свободы религии в странах восточного блока и опосредованной поддержкой негритянских боевиков, сражавшихся с властью белых в ЮАР и Южной Родезии (Зимбабве).

Председатель Федерации протестантских церквей Швейцарии отказался молиться вместе с первосвященником, сказав (вполне в духе Войтылы, кстати), что без общего причастия совместная молитва бесплодна. Понтифик пытался вдохновить католических епископов Швейцарии на более активную деятельность, вступался за военных «отказников» и за права иммигрантов, но не нашел в этом поддержки у местных жителей. Швейцария, наряду с Австрией и Германией, так и останется страной, слабовосприимчивой к учению Иоанна Павла II[886]. Причина этого заключалась в том, что польские католики, в отличие от немецкоязычных, не пережили всплеска свободомыслия в шестидесятые годы, когда семинаристы, по примеру прочих студентов, устраивали бунты в университетах, а теологи (как тот же Кюнг) замахивались на пересмотр основ католического учения. Поэтому Войтыла казался немецким верующим человеком прошлого.