Впрочем, Джейми ничего не сказал, лишь осведомился о руке, до того одеревеневшей, что не сразу удалось согнуть пальцы. Он по-прежнему не сводил глаз с наших спутников, однако и они явно успокоились. Я даже почти перестала бояться, что они потеряют терпение и повесят нас на первом суку, несмотря на присутствие Тома Кристи.

Словно в согласии с общей разрядкой атмосферы, погода неожиданно прояснилась, от чего настроение еще больше поднялось. Нельзя сказать, что наши отношения нормализовались, и все же без постоянного злобствования Брауна остальные по крайней мере иногда проявляли вежливость. Дорожные тяготы всех вымотали; мы катились по неровной колее, словно шарики из детской игры, то и дело наталкиваясь друг на друга, пыльные, молчаливые, объединенные к концу дня хотя бы усталостью, если ничем иным.

В Брунсвике все стало иначе. За пару дней до того Оукс явно чего-то ждал, и, когда мы приблизились к первым домам, он испустил протяжный вздох облегчения. Поэтому я даже не удивилась, еще издали заприметив Ричарда Брауна возле придорожной таверны, где мы остановились освежиться. Удивило меня другое: едва Браун шепнул Оуксу пару слов, как вдруг без всякого предупреждения он и еще двое навалились на Джейми, выбив из рук чашку, и прижали к стене.

Я выронила свою чашку и бросилась к ним, но Ричард Браун вцепился мне в руку и потащил к лошадям.

– Пусти! Ты что?! Пусти, кому говорю!

Я лягнула его и уже намеревалась выцарапать ему глаза, однако он схватил меня за запястья железными ручищами, словно зажал в тиски, и позвал на подмогу. Вдвоем они затащили меня на лошадь, хотя я орала во всю мощь легких. Со стороны Джейми тоже раздавались крики и всеобщий шум – из таверны вышли местные поглазеть на происходящее. Никто из них, впрочем, не стал вмешиваться в разборки большой группы вооруженных людей.

Том Кристи яростно протестовал; я успела заметить, как он барабанит по чьей-то спине – увы, безрезультатно. Человек, сидящий сзади, обхватил меня рукой за талию, дернул к себе так, что дух вышибло, и мы поскакали вперед, оставив исчезающий в пыли Брунсвик – и Джейми.

Мои яростные протесты, требования и вопросы не возымели никакого результата, не считая приказа угомониться, подкрепленного резким тычком в живот.

Трясясь от страха и бешенства, я подчинилась и только сейчас заметила, что Том Кристи все еще с нами, явно взволнованный.

– Том! – крикнула я. – Том, вернитесь! Они его убьют! Им надо помешать! Пожалуйста!

Кристи вздрогнул, приподнялся на стременах и посмотрел назад, на Брунсвик, затем повернулся к Ричарду Брауну и что-то прокричал.

Браун покачал головой, придержал вожжи, чтобы Кристи мог с ним поравняться, и, наклонившись, начал объяснения. Услышанное Тома явно не устроило, однако после бурной перепалки он сдался и подъехал ко мне.

– Ему не причинят вреда, – сказал Кристи, повышая голос, чтобы заглушить стук копыт и громыхание упряжи. – Браун дал слово.

– И вы ему поверили?!

Том встревоженно покосился на Брауна, который ехал во главе отряда, затем оглянулся на Брунсвик. На его лице отразилась было нерешительность, но он поджал губы и покачал головой.

– Все будет хорошо, – пообещал он, пряча глаза, и, несмотря на дальнейшие мольбы, замедлил шаг и вскоре отстал.

В горле першило от крика, болел живот, скрученный в узел от страха. Теперь, когда Брунсвик остался позади, мы замедлили скорость, и я сосредоточилась на восстановлении дыхания, чтобы голос не дрожал.

– Куда вы меня везете? – спросила я, безуспешно пытаясь избежать вынужденной близости с человеком, сидящим позади.

– В Нью-Берн, – ответил он с ноткой мрачного удовлетворения. – Уж там-то мы наконец от тебя избавимся.

* * *

Путь в Нью-Берн отложился в памяти мутным пятном страха, волнения и физического дискомфорта. Хотя я понятия не имела, что меня ждет, все размышления на эту тему утопали в тревоге за Джейми.

Единственной надеждой разузнать хоть что-нибудь оставался Том Кристи, однако он тщательно меня избегал, и это пугало еще сильнее. Его привычная апатия сменилась волнением. А вдруг он знает или подозревает, что Джейми убили, но не хочет это признавать – то ли передо мной, то ли перед самим собой?

Остальные явно поддерживали желание моего спутника избавиться от меня как можно скорее: мы останавливались только по необходимости, чтобы дать лошадям передохнуть. Мне предлагали еду, но кусок не лез в горло. К тому времени, как мы добрались до Нью-Берна, я совершенно вымоталась – и физически, и от бесконечных переживаний.

Большинство осталось в пабе на окраине города; Браун и еще один тип привезли меня к просторному дому из беленого кирпича – резиденции шерифа Толливера и по совместительству городской тюрьме, как с удовольствием объяснил мне Браун.

Шериф, мрачный красавчик, окинул меня заинтересованным взглядом с примесью возрастающего отвращения по мере того, как Браун расписывал мои грехи. Ни возражать, ни защищаться уже не хотелось: комната то и дело расплывалась перед глазами, и все усилия были направлены на то, чтобы устоять на ногах. Я даже толком не слышала, о чем говорят Браун с шерифом.

Прежде чем меня увели в дом, рядом неожиданно возник Том Кристи.

– Миссис Фрэзер, – произнес он тихо. – Поверьте, ваш муж в безопасности. Я бы не стал брать на душу грех его смерти – или вашей…

Впервые за много… дней? недель?.. он смотрел прямо на меня, и напряженный взгляд серых глаз одновременно смущал и странным образом успокаивал.

– Доверьтесь Господу, – прошептал Том. – Господь избавит праведников от опасностей.

Резко сжав мою руку, он повернулся и отошел.

* * *

Для тюрьмы восемнадцатого века не так уж плохо – могло быть и хуже. Женское отделение состояло из маленькой комнаты в задней части дома, которая раньше служила кладовой. Какой-то рвущийся на свободу узник отколупнул большой кусок штукатурки и обнаружил, что под ним лежит слой дранки, а под ней – кирпич, с первого взгляда поражавший своей непрошибаемостью.

Окон не было. На полке у двери горел масляный светильник, оставляя углы в темноте. Отхожего ведра я не заметила; густая едкая вонь ударила в нос сразу же, как только шериф втолкнул меня в комнату, и я рефлекторно начала дышать через рот.

Позади глухо захлопнулась дверь, в замке заскрежетал ключ.

В углу на узкой кровати без матраса возвышалась некая масса, укрытая потертым одеялом. Немного погодя масса зашевелилась и села; я увидела маленькую пухлую женщину без чепца, в одной рубахе, неряшливой со сна. Она уставилась на меня, моргая, словно мышь соня.

– Уфф-ф-ф, – сказала она, потирая глаза кулаками, как ребенок.

– Простите, что побеспокоила, – вежливо произнесла я.

Меня до сих пор бил озноб, и не хватало воздуха. Я прижала ладони к двери, чтобы унять дрожь.