Исабелла подняла взор к стеклянному своду в вышине изамерла, завороженная фантастическим зрелищем: снопы яркого белого света билииз-под купола и прорезали теснину тоннелей, проходов и мостиков, тянувшихся всердце этого собора, сложенного из книг.

— Это заповедное место. Святилише. Каждая книга, каждыйтом из тех, что ты видишь, обладает душой. В ее душе слились души того, кто ееписал, всех тех, кто читал ее, и кто жил ею в своих мечтах. Каждый раз, когдакнига попадает в новые руки, каждый раз, когда кто-то скользит взглядом по еестраницам, ее дух прирастает и становится сильнее. Здесь забытые всеми книги,книги, затерявшиеся во времени, обретают вечную жизнь в ожидании часа, когдановый читатель возьмет их в руки и вдохнет в них новую душу…

Чуть позже я попросил Исабеллу подождать у входа в лабиринти один отправился в путь по тоннелям, сжимая в руках проклятую рукопись,уничтожить которую мне не хватило духу. Положившись на судьбу, я верил, чтоноги сами принесут меня к тому месту, где я должен буду похоронить ее навсегда.Я блуждал по лабиринту, сотни раз сворачивал и решил в конце концов, чтозаблудился. И в тот момент, когда у меня появилась твердая уверенность, что яиду одной и той же дорогой в десятый раз, я наткнулся на вход в миниатюрныйзал, где встретился со своим двойником в маленьком зеркале, том самом, гдевсегда можно увидеть взгляд черного человека. Я заметил просвет между двумя корешкамииз черной кожи и не раздумывая засунул туда папку патрона. Я собрался уходить,но вдруг, повинуясь непонятному чувству, вернулся и снова подошел к стеллажу. Явзял книгу, рядом с которой заточил свой манускрипт, и открыл ее. Я прочел паруфраз, и этого мне хватило, чтобы вновь услышать зловещий смешок за спиной. Явернул книгу на место, взял наугад другой том и быстро пролистал его. Я снималкниги с полок одну за другой, в результате просмотрев десятки изданий, которымибыл уставлен зальчик. Все они содержали вариации одних и тех же слов, те жемрачные образы бросали тень на их страницы, и тот же сюжет повторялся из книгив книгу, как отражение человека, который идет вдоль бесконечной галереи зеркал.Lux Aeterna.

Когда я вышел из лабиринта, Исабелла ждала меня, сидя накаких-то ступенях, с выбранной ею книгой в руках. Я присел рядом, и Исабелласклонила голову мне на плечо.

— Спасибо, что привели меня сюда, — сказала она.

И тогда я понял, что больше не вернусь в это удивительноеместо. И мне суждено видеть его во сне и лелеять в памяти воспоминания о нем,чувствуя себя счастливым от того, что мне довелось пройти по его коридорам иприобщиться к тайне. Я закрыл на минуту глаза, чтобы навечно запечатлеть этотобраз в своей душе. Потом, не осмеливаясь вновь смотреть по сторонам, я взял заруку Исабеллу и направился к выходу, навсегда покидая Кладбище забытых книг.

Исабелла проводила меня до пристани, где дожидался корабль,которому предстояло увезти меня из этого города, прочь от знакомых мест и всего,что наполняло смыслом мою жизнь.

— Как, вы сказали, зовут капитана? — спросилаИсабелла.

— Харон.[60]

— Не остроумно.

Я обнял ее в последний раз и молча посмотрел в глаза. Подороге мы договорились, что не будет ни прощаний, ни торжественных слов, ниобещаний. Я ступил на борт, когда колокола церкви Санта-Мария-дель-Мар отбилиполночь. Меня приветствовал капитан Олмо, любезно предложив проводить в каюту.Я сказал, что предпочел бы остаться на палубе. Команда отдала швартовы, икорпус корабля медленно отделился от причала. Я занял позицию на корме, глядя,как удаляется город, омытый волной света. Исабелла стояла неподвижно, и мысмотрели друг другу в глаза, пока пристань не растворилась в темноте и великиймираж — Барселона — не канул в глубину вод. Один за другим огни города гасли вдали, и я понял, что уже начинаю вспоминать.

1945

Прошло долгих пятнадцать лет с той ночи, когда я бежалнавсегда из города проклятых. В течение продолжительного времени ястранствовал, будучи без рода и племени и не имея пристанища, как всякийприезжий иностранец. Я сменил сотню имен и занятий, и ни одно из них мне непринадлежало.

Я пропадал в огромных городах или, наоборот, в селенияхтаких маленьких, что там никто уже не имел ни прошлого, ни будущего. Нигде я незадерживался дольше, чем нужно. Скорее рано, чем поздно я снова обращался вбегство, внезапно, оставляя всего лишь пару книг и одежду с чужого плеча вунылых комнатах, где время не проявляло милосердия, а память жгла. Моивоспоминания стали зыбкими. Я годами учился жить в теле незнакомца, незнавшего, совершал ли он те преступления, которыми будто пропахли руки, и непотерял ли он разум, обреченный скитаться по миру, охваченному пожаром, которыйвыдумал в обмен на деньги и обещание обмануть смерть, казавшуюся теперьсладчайшей из наград. Много раз я задавался вопросом, действительно ли пуляинспектора Грандеса, посланная мне в сердце, увязла в страницах книги, или этоя умер тогда в кабине, висевшей в небе.

За годы странствий я стал свидетелем, как ад, сотворенный настраницах книги, написанной для патрона, обретал жизнь у меня на пути. Я тысячураз убегал от собственной тени, всегда оглядываясь назад, пребывая в вечномстрахе, что встречу ее за углом, через улицу или у изножья кровати внескончаемые ночные часы, предваряющие рассвет. Я не поддерживал ни с кемзнакомства достаточно долго, чтобы возник вопрос, почему я совсем не старею,почему на моем лице не появляются морщины, почему мое отражение в зеркалеостается всегда таким же, как в ту ночь, когда я простился с Исабеллой напристани в Барселоне, и ни минутой старше.

И наступило время, когда я уверовал, что в мире не осталосьукромных мест, где я не побывал бы. Я так устал от страха, устал житьвоспоминаниями и умирать от них, что поселился там, где заканчивается земля иначинается океан, который, подобно мне, никогда не стареет и встречает каждыйновый рассвет таким же, каким был вчера.

Прошел год с тех пор, как я обосновался здесь, на краюземли, и вернул себе собственные имя и профессию. Я купил старую хижину наберегу. И этот скромный кров я делю с книгами, оставленными прежним владельцем,и пишущей машинкой. Мне приятно думать, что она могла бы быть той самой, накоторой я напечатал сотни страниц, хотя не знаю, помнит ли кто-нибудь еще обэтом. Из окна мне открывается вид на маленький деревянный причал, вдающийся вморе. В конце причала пришвартован бот, продававшийся вместе с домом. Это всеголишь небольшая шлюпка, на которой я иногда выхожу в море и доплываю до тогоместа, где начинается гряда подводных рифов, а берег почти исчезает из виду.

Я совсем ничего не писал, пока не приехал сюда. В первыйраз, заправив лист в каретку пишущей машинки и положив руки на клавиатуру, явдруг испугался, что не сумею составить ни одного предложения. В первую женочь, которую я провел в хижине, я начал писать эту историю. Я работал дорассвета, как делал когда-то много лет назад, не зная пока, для кого я пишу ее.Днем я гулял по пляжу или садился напротив хижины на деревянный причал — мостикмежду небом и морем — и читал старые газеты, залежи которых обнаружил в одномиз шкафов. Их страницы были полны описаниями войны и мирового пожара, который явыдумал для патрона.