И вот так, читая старые хроники времен воины в Испании,времен войны, разразившейся затем в Европе и мире, я внезапно решил, что терятьмне, в сущности, нечего. Я хотел лишь одного — узнать, все ли в порядке уИсабеллы и помнит ли она меня. Или хотя бы узнать, жива ли она. Тогда я написалписьмо на адрес старой букинистической лавки «Семпере и сыновья» на улицеСанта-Ана в Барселоне. Я знал, что истекут недели или даже месяцы, прежде чемписьмо дойдет до адресата, если это вообще когда-нибудь случится. В графе«отправитель» я подписался «Мистер Рочестер». Я знал: если письмо попадет к нейв руки, Исабелла догадается, от кого оно. И если ей не захочется, она может нераспечатывать его и забыть обо мне навсегда.

Месяц за месяцем я описывал случившуюся со мной историю. Яснова увидел лицо своего отца и бегал на посылках в редакции «Голосаиндустрии», мечтая однажды потягаться с великим Педро Видалем. Я вновь впервыевстретил Кристину Сагниер и опять переступил в первый раз порог дома с башней,чтобы погрузиться в бездну безумия, поглотившую Диего Марласку. Я писал каждыйдень с полуночи до рассвета без перерыва, ощущая себя живым впервые с того дня,когда мне пришлось бежать из города.

Письмо пришло в июне. Почтальон сунул мне его под дверь,пока я спал. Оно было отправлено мистеру Рочестеру, а обратный адрес указанпросто: «Книжный магазин „Семпере и сыновья“, Барселона». Несколько минут яметался по хижине, не отваживаясь вскрыть письмо. Наконец я вышел и сел накромке берега, чтобы прочесть его. В конверте лежал листок бумаги и второйконверт, поменьше. На маленьком конверте, траченном временем, почерком, которыйя не забыл за прошедшие полтора десятка лет, было написано мое имя: «Давид».

В письме Семпере-младший рассказывал мне, что посленескольких лет бурной и расторгавшейся помолвки они с Исабеллой сочеталисьбраком 18 января 1935 года в церкви Санта-Ана. Церемонию вопреки всемпредсказаниям совершил девяностолетний священник, произносивший надгробную речьна похоронах сеньора Семпере. Несмотря на стремление и горячее желаниеруководства епископства, он упорно сопротивлялся смерти и продолжал вести себятак, как считал нужным. Через год, накануне гражданской войны, Исабеллапроизвела на свет мальчика, который зовется Даниэль Семпере. Страшные годывойны принесли немало бед и лишений. Вскоре после окончания схватки за власть,в дни черного проклятого мира, который, наверное, навсегда отравил небо иземлю, Исабелла заразилась холерой и умерла в объятиях мужа в их квартирке надкнижной лавкой. Ее похоронили на кладбище Монтжуик в день, когда Даниэлюисполнилось четыре года, под проливным дождем, длившимся два дня и две ночи.Семпере признавался в письме, что когда малыш спросил его: «Небо тоже плачет?»— он не смог ответить, голос не слушался его.

В конверте, на котором было указано мое имя, лежало письмоИсабеллы. Она написала его в последние дни жизни, заставив мужа дать клятву,что тот пошлет письмо мне, если когда-нибудь узнает о моем местопребывании.

Дорогой Давид,

иногда мне кажется, что я начала писать это письмо нескольколет назад и до сих пор не могу его закончить. Много воды утекло с тех пор, какмы виделись в последний раз. За это время произошло немало событий, ужасных иничтожных. И все-таки не проходило дня, чтобы я не вспоминала о Вас. Я гадала,где Вы, удалось ли Вам обрести покой, пишете ли Вы. Иногда я думала, что,может, Вы превратились в сварливого старикашку или влюбились. И я частозадавалась вопросом, помните ли Вы еще о нас и о маленькой книжной лавке «Семпереи сыновья», а также о самой скверной своей помощнице из всех тех, которых у Васникогда не было.

Боюсь, Вы уехали, так и не научив меня писать. Я не знаю, счего начать и как облечь в слова все то, что мне хотелось бы Вам сказать. Мнебыло бы приятно, если бы Вы узнали, что я счастлива. Благодаря Вам я встретилачеловека, которого полюбила и который любит меня, и у нас родился сын. Егозовут Даниэль, и я без конца рассказываю ему о Вас. Он помог мне понять, в чемсмысл жизни, чего ни одна книга даже не начинала объяснять.

Никто об этом не знает, но я до сих пор временами прихожу напристань, где провожала Вас, когда Вы простились с городом навсегда. И я сижутам одна и жду, как будто знаю, что Вы должны вернуться. Если Вы это сделаете,то убедитесь, что книжный магазин, как и прежде, открыт, невзирая на всепережитое. Земельный участок, где стоял дом с башней, до сих пор пустует. Вселживые россказни о Вас давно позабыты. Тем более что по улицам города ходитмножество людей, взявших на душу столько греха, что им даже вспоминать об этомстрашно. Когда же они все-таки вспоминают, то лгут самим себе, так как иначе несмогли бы спокойно смотреться в зеркало. В нашей лавке по-прежнему продаютсяВаши книги, правда, из-под прилавка, поскольку теперь они признаныбезнравственными. Ныне в стране больше желающих уничтожать и сжигать книги, чемтех, кто хочет их читать. Настали тяжелые времена, и я нередко думаю, чтохудшее еще впереди.

Мой муж и врачи уверены, что сумели обмануть меня. Но язнаю, что жить мне осталось недолго. Я чувствую, что скоро умру, и когда Выполучите это письмо, меня уже не будет на свете. Поэтому мне захотелосьнаписать Вам. Мне хочется сказать, что я не боюсь. Меня тревожит только то, чтоя оставляю хорошего человека, открывшего для меня настоящую жизнь, и моегоДаниэля одних в мире, который с каждым днем все больше становится именно таким,каким видели его Вы, и совсем не таким, каким представляла его я.

Я хотела сказать Вам, что как бы там ни было, но я жилаполнокровной жизнью и благодарна за то время, которое было дано мне. И еще яблагодарна за то, что смогла познакомиться с Вами и стать Вашим другом. Я пишуВам потому, что мне хотелось бы, чтобы Вы помнили меня. И тогда, если в Вашейжизни появится человек, который будет Вам дорог, как мне мой маленький Даниэль,Вы расскажете ему обо мне, и я благодаря Вашим словам обрету вечную жизнь.

С любовью,

Исабелла.

Прошло некоторое время после того, как я получил письмо. Иоднажды я понял, что нахожусь на берегу не один. Я почувствовал его присутствиев дыхании восточного ветра, но не хотел и не мог снова бежать. Произошло этоближе к вечеру, когда я сел поработать у окна, дожидаясь, когда солнцесоскользнет за горизонт. Послышались шаги по деревянному настилу пристани, и яувидел его.

Патрон, в белом костюме, неторопливо шел по причалу и вел заруку девочку семи-восьми лет. В тот же миг я узнал образ, запечатленный настарой фотографии, которую Кристина бережно хранила всю жизнь, не ведая, откудаона взялась. Патрон дошел до конца мостков и присел рядом с девочкой. Обасмотрели, как солнце растекается расплавленным золотом по поверхности океана. Явышел из хижины и ступил на причал. Когда я приблизился к краю, патронповернулся с улыбкой. Его лицо не выражало ни угрозы, ни злобы, лишь теньгрусти омрачала его.

— Я скучал, друг мой, — сказал он. — Мненедоставало наших бесед и даже наших небольших разногласий…

— Вы пришли, чтобы рассчитаться?