зеркало, отражающее лишь то, что происходит. Как водная гладь, отзывающаяся волной на дуновение легчайшего ветерка.

Она ждала, что Барбро кинется в ближний бой и готова была встретить его ударом тарги по колену, но бандит поддался мгновенному порыву испуга и шагнул назад, стараясь разорвать дистанцию, восстановить защиту. И женщина тут же перестроила весь план движений под изменившиеся обстоятельства. Она не позволила «Бэ» оторваться, догнала его, сделав два своих шага на один вражеский, одновременно глубоко приседая. Со стороны это выглядело как затяжное падение на колени, только закончилось оно змеиным движением меча снаружи внутрь, как будто фехтовальщица подсекла что-то крюком или серпом. Последняя треть клинка скользнула под коленом Барбро, рассекая сухожилие. Ну… почти рассекая. Опять сказалось банальное отсутствие практики, однако убийца получил вторую рану.

На Земле такой прием назывался «удар Жарнака», о чем Елена, конечно же, не знала. В Ойкумене его, наверное, следовало бы назвать «ударом Хель», но так случилось, что в историю он вошел как «нога Барба».

Убийца был сноровист, он даже не упал, хотя любой на его месте свалился бы. Но роли поменялись – теперь Елена буквально прыгала вокруг, не давая передышки, засыпая бандита сплошной серией быстрых секущих ударов. Барбро крутился волчком, однако движения его замедлялись с каждой секундой. Мужчина не мог толком маневрировать из-за ноги, не мог атаковать из-за плеча, а необходимость постоянно двигаться разгоняла кровь по жилам, выбрасывая драгоценную жидкость через неопасную, в общем, рану. К тому же Елена в темпе вентилятора рубила противника, нанеся ему не меньше десятка порезов. Пятнадцать секунд бешеного напора – и «Бэ» вымотался до предела, обливаясь кровью. Он выронил меч и попробовал закрываться баклером.

Фехтовальщица не удержалась от форса и закончила поединок не как следовало бы, то есть эффективно, а красиво, кинематографически. Несколькими ложными атаками с флангов она «раздергала» остатки защиты Барбро, заставила того развести руки, а после нарочито манерным выпадом всадила меч точно под грудину, в солнечное сплетение.

Люди сами по себедовольно плотные, а Барбро еще и рефлекторно согнулся, захлебываясь кровью, так что рукоять меча буквально вырвало из пальцев хозяйки. Елена отступила на шаг и выдохнула. Она старалась удержать, продлить то чудесное ощущение безмыслия, абсолютной готовности ко всему, когда происходит лишь самое верное и своевременное. Увы, не получалось. Волшебное состояние покидало ее.

Барбро корчился, умирая, темная лужа под ним разрасталась. Третьего «Бэ» душили спазм, перекрывший дыхание, и его собственная кровь. Елена коснулась зудящей скулы, снова глянула на луну. Повернулась, охватив взглядом трибуны, отметила, что Артиго сидит, как в театре, с выражением полной сосредоточенности на бледном лице. А Дессоль казалась меловой статуей, глаза темнели, как черные провалы, расширенные до предела от ужаса и одновременно восторга. И все молчали, абсолютно все. Лишь перекликались голоса «кричал» и волновалась толпа за стенами арены.

Минус три. Хороший результат и ни следа каких-либо переживаний насчет убийства, лишения жизней и так далее. Драйв бескомпромиссной схватки вытеснял любые рефлексии куда-то на дальнюю периферию сознания. Однако тяжелая, свинцовая усталость по-настоящему пробралась в суставы, заливала руки. Усталость настоящая, та, что не проходит от краткой передышки, а требует отдыха, лучше всего - крепкого сна. По личным ощущениям женщина потеряла где-то с четверть боевых возможностей. Скорость уже не та, сосредоточенность и концентрация ослабли. Четвертый поединок нельзя затягивать, ни в коем случае нельзя.

Она повернулась к Барбро, заранее морщась от мысли о том, как сейчас придется вытаскивать меч, упираясь ногой. Вернее, фехтовальщица начала поворот, когда над ристалищем пронесся слитный вздох, а Дессоль громко завизжала. Из-за этого Елена машинально подобралась и успела заметить быстрое движение на краю обзора. Тело отреагировало само по себе, повинуясь накрепко забитым рефлексам. Елена рванулась в сторону от неожиданной помехи, одновременно разворачиваясь в пируэте и заслоняясь таргой. Закругленное острие вражеского меча скрежетнуло по бронзовой окантовке, и женщина осталась в живых.

Барбаза решил, что не стоит ждать и тем более позволить противнице вытащить из мертвеца оружие. Действие предосудительное, по большому счету позорное, однако никому не было дозволено вмешиваться в поединок до окончания Суда. А стыдиться лучше будучи живым.

Елена подхватила с брусчатки меч Барбро, и соперники закружили по арене, осторожно петляя друг против друга, понимая, что класс противника достаточно высок, чтобы первая ошибка стала и последней же. Напряжение повисло в воздухе, сгущая его будто кисель. Эмоции десятков людей, скованных молчанием, рвались наружу, электризуя все вокруг. Раньян стиснул кулаки, проклиная глупость Хель, которая устроила настоящее безумие, даже не посоветовавшись со знатоком вопроса. Артиго немного склонился вперед и ухватился обеими руками за декоративные перильца, что (если учесть его типичную безэмоциональность) было равноценно громким воплям и приплясыванию на месте. Гаваль неосознанно схватился за то, что показалось ему самым надежным и устойчивым в мире, то есть за руку Гамиллы. Арбалетчица, в свою очередь ответила такой же хваткой, а поскольку была куда сильнее, пальцы самозваного менестреля захрустели. Оба, впрочем, этого не заметили, будучи прикованными взглядами к арене. Блохты переглянулись. Граф остался внешне спокоен и сдержан, церковник побледнел и стиснул в руках кольцо, сжимая и крутя его будто Голлум свою Прелесть.

Барбаза наступал мелкими приставными шажками, закрываясь круглым щитом-ротеллой, держа чуть на отлете пехотный меч, вполне обычный, но с развитой гардой и дужкой вместо традиционной «восьмерки». Фехтовальщица лихорадочно перебирала в голове варианты действий, сообразив, что попала в ловушку, притом очевидную и для противника. Большой щит давал Барбазе огромный бонус, который перебивался только мастерством и скоростью, причем вместе, без всяких «или». Про дареный меч сразу можно было забыть, оставались трофейные клинки. Беда заключалась в том, что все они Елене категорически не годились – слишком тяжелы, не сбалансированы должным образом, медленные. Женщина устала, а противник опытен и бодр. Для победы требовалось изобрести нечто простое и в то же время эффективное. Можно даже сказать, ультимативно эффективное. То, что сработает единоразово, без сложных подводок.

Маневрирование продолжалось, Елена думала, а противник старался загнать ее в угол. Меч ходил под щитом вправо-влево, в размеренном ритме, как жало огромного насекомого.

- Хорошо билась, - негромко, лишь для Хель сказал противник, делая пробный выпад. – Очень хорошо. Могла бы просто зайти, поговорить. Мы бы договорились.

Елена проигнорировала его слова, с тем же успехом Барбаза мог вещать с противоположной части Ойкумены. Было ясно, что противник отвлекает, давит на чувства, старается отвлечь, выигрывая одно лишь мгновение. То, которого хватит, чтобы разделить жизнь и смерть.

- А теперь умрешь, - предвещал