И, не дожидаясь ответа, сдернул пальто, которым укрылся рабби Хаим, склонился над ним и осмотрел. Рабби Хаим молчал и позволял ему делать с собой все, что тот считал нужным.

Осмотрев больного, Куба вынул листок для рецептов, оперся о стену и начал было выписывать лекарства, но тут же хлопнул себя по лбу с возгласом «Болван!» порвал листок и сказал: «Ведь все эти лекарства есть у меня дома. Я сейчас же принесу».

Хана, видимо, не знала доктора Милха, и, когда увидела, что он делает, на ее лицо вернулось то же выражение сомнения, что при встрече со мной, только на сей раз куда более явное. Куба этого даже не почувствовал и стал задавать ей разные вопросы касательно здоровья отца, включая такие, которые не задают человеку с которым только что познакомился, тем более девушке. В середине разговора он вдруг выпрямился во весь рост и церемонно сказал: «Я совсем забыл вам представиться. Меня зовут Яков Милх, я доктор Милх, врач».

Хана чуть склонила голову и тоже назвалась.

Куба воскликнул: «Ах, так это вы та девушка, которая бежала в Россию? Что же привело вас обратно? Лично меня даже пара быков не смогла бы затащить в эту страну».

«Почему вы так уверены, что они не смогли бы затащить вас туда? — спросила Хана. — Разве вы уже испытывали силу быков?»

Куба подергал свою растрепанную бородку и хотел было что-то ответить, но я его перебил: «Госпожа Хана не была в России. Она работает здесь в деревне, в молодежной группе, которая готовится взойти в Страну».

Лицо Кубы просветлело. «Так вы, девушка, выходит, состоите в группе молодых сионистов? Так почему же о вас говорили, что вы в России? И правда, разве Россия — это место для еврейской девушки? Но вы, значит, не там, а среди будущих олим?»[270]

И тут же стал забрасывать ее вопросами — из как дела в группе, сколько там людей, когда они намерены взойти в Страну и когда она сама собирается это сделать. И уж если она в группе, то почему не в той, которая работает ближе к Шибушу. И, упомянув об этой группе, стал расхваливать всех ее членов. Когда он дошел до Цви, Хана передернула плечами.

«Вы мне не верите, потому что не знаете его, — сказал Куба. — Вот я вас познакомлю, и вы увидите, что я нисколько не преувеличил. — И тут же повернулся к рабби Хаиму: — Рабби, нам стоило бы поговорить о сионизме, но сначала я принесу вам лекарства. — И потянул меня за полу плаща со словами: — Пошли со мной».

Когда мы вышли, Куба сказал: «Эта девушка мне нравится. Но не слишком ли она робкая? За все время не произнесла ни слова…»

«Ты засыпал ее вопросами, — сказал я, — даже минуту не оставил ей для ответа».

«Да, ты прав, иногда я говорю слишком много, — согласился он. — Неужели и сейчас? Ладно, пошли в аптеку».

«В аптеку? — переспросил я. — Ты хочешь идти в аптеку? Но ведь ты сказал, что все эти лекарства есть у тебя дома».

Он сказал: «Да, часть материала у меня есть, а у аптекаря я возьму то, чего не хватает, и смешаю сам, так что мне это ничего не будет стоить. А девушка с перцем, правда? Как, бишь, ее зовут? Ах, да, Хана! Неплохое имя».

Мы зашли в аптеку. Судя по тому, как старый фармацевт обращался к Кубе, он не питал особого уважения к доктору Милху. По ходу разговора Куба отвел его в сторону и что-то шепнул на ухо. Мне показалось, что у моего друга просто нет денег, чтобы заплатить за лекарства. Но аптекарь похлопал его по плечу и добродушно сказал: «Ничего, доктор» — и дал ему все, что тот просил.

Когда мы вышли, я спросил его, есть ли надежда, что рабби Хаим скоро поправится. Он сказал: «У него легкий вывих, ничего страшного. Сколько же ему лет? Будь он помоложе, все вообще было бы в порядке. Но в любом случае на свадьбе дочери он танцевать не будет».

«Ты имеешь в виду свадьбу Ханы и Цви?» — спросил я.

«Какого Цви?»

«Того, которого ты так хвалил».

«Разве между ними что-то есть? И ты позволил мне валять дурака и ни о чем даже не намекнул? Ну, ладно, хорошо хоть, ты сейчас мне сказал. А знаешь, эта девушка мне понравилась!» — И погладил свою растрепанную бородку.

Я улыбнулся: «Ты уже сказал мне об этом».

«Когда? Ну и что? Даже если я уже сказал это пару минут назад, так что — она за это время подурнела? Я ведь первый раз ее вижу. Значит, она обручена с Цви? Да, наши парни хороши собой, и вкус у них тоже отличный. Не то чтобы она была так уж красива, но у нее есть одно достоинство, которое выше красоты. Ты не согласен?»

«Какое достоинство?»

«Я и сам не могу определить. Есть в ней что-то. Я видел много красивых женщин, которые не приводили меня в восторг. Кроме разве моей жены, или, как ты настаиваешь, моей бывшей жены, у которой помимо красивого лица еще и красивая душа. Но вот мы и дома. Сейчас зайдем и приготовим лекарства».

Войдя в комнату, Куба достал с полки аптекарскую ложку и посудину, похожую на продолговатую миску, смешал в ней все материалы и стал растирать смесь.

«Ты помнишь рабби Хаима в дни его величия? Земля тряслась от этого их конфликта, помнишь? А ведь Тора одна для всех. Зачем спорить друг с другом? Все беды, которые сваливаются на евреев, рождаются только из их разногласий. Но я порой утешаю себя — мы и в этом не лучше других народов. Они затевают войны друг с другом и проливают кровь, которую видно, а мы затеваем наши разногласия и проливаем кровь, которую не видно… Так ты сказал, что эта девушка обручена с Цви? Хорошо, что ты меня предупредил. Теперь я не буду совать нос куда не надо. А знаешь, у вашей Бабчи плохи дела. Внук нашего раввина нашел себе другую девушку — дочь друга своего отца. Аукнулось ей то, что она сделала другому. Есть же поговорка: „Брось палку вверх, она к тебе же и вернется“. Теперь у нее никого не осталось, кроме Цвирна, придется ей быть с ним покладистой. Вот так вот — раздвинула свинка копытца, прикинулась кошерной и получила то, что искала[271]. Ну, я кончил. Сейчас мы разложим все эти лекарства в пакетики и отнесем рабби Хаиму. И пусть они не такие цирлих-манирлих, как у пруссаков, которых так ненавидит наш фармацевт, да и я, признаться, недолюбливаю, — главное, чтобы они сделали свое дело. Ты не голоден? Возьми себе яблоко или грушу, положи в карман, я тоже возьму, и мы поедим по дороге. Да, забыл тебе сказать — Шуцлинг передавал тебе привет».

«Когда ты видел его?»

«Когда он собирался уезжать».

«Значит, ты врачуешь Гинендл? Как ее здоровье?»

«Не знаю».

«Как это — не знаю?»