– Ты хочешь, чтобы я истолковал для тебя этот сон, или сама догадаешься?..

И он усмехнулся. Прежде чем я успела ответить, что он ничего обо мне не знает, Трипп подался вперед и поцеловал меня. У его губ был привкус холодного пива и теплого солнца, да и поцелуй наш вышел естественным, словно мы были созданы по одному плану, по одному чертежу: нам достаточно было только слегка наклонить головы, и наши губы соединились. Странно, подумалось мне, раньше я как-то не замечала, насколько удобно с ним целоваться! Или раньше я просто не обращала внимания на такие мелочи? Сейчас мне все нравилось, мне было приятно, и я придвинулась ближе, прижалась к нему, провела руками по его густым волосам. Покатилась по доскам пустая бутылка, которую Трипп задел ногой, и в следующее мгновение его руки обхватили меня за талию и заскользили по спине вверх. Вот он заключил мое лицо в ладони, словно величайшее сокровище, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, а сердце забилось часто-часто.

«Это же Трипп! Всего-навсего Трипп!..» – прозвучал у меня в голове чей-то голос, но даже если это и был голос рассудка или здравого смысла, я не обратила на него внимания. Мое тело и моя исстрадавшаяся душа наслаждались его поцелуями и не желали ничего слушать. «Это Трипп!!!» На сей раз голос прозвучал громче, настойчивее, и я открыла глаза, словно желая удостовериться в том, что я не ослышалась.

В следующее мгновение я отпрянула, успев заметить только зеленые крапинки в его карих глазах. И ведь я давно знала, что они там есть, но как-то… не придавала этому значения. А теперь…

– Что… что это мы делаем? – проговорила я, пытаясь отдышаться.

Уголок его губ слегка приподнялся.

– Целуемся, что же еще? Или в Калифорнии это называется как-нибудь иначе?

– Ты прекрасно понимаешь, что́ я хотела сказать, – отрезала я, разрываясь между желанием вытереть губы рукавом и… и больше никогда не мыть лицо. – Ты… и я… Мы… Мы же просто…

– Что – «мы просто»? – осведомился Трипп с самым невинным видом. Можно было подумать – он и в самом деле не понимает, и я попыталась припомнить причины и отговорки, которые я приводила ему много лет назад, но, похоже, ни одна из них больше не годилась.

– Просто я уже не та девчонка, какой была когда-то! – выпалила я наконец. – И уже давно… Я стала другой!

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Вокруг сгустились светлые весенние сумерки, но мы ничего не замечали. Наконец он сказал:

– Я это знаю, Вив. Ты… совсем не похожа на Вивьен Уокер, которую я когда-то знал, – на ту Вивьен, на которой я захотел жениться, как только увидел, которая расхаживала передо мной в бикини, потому что не придавала этому значения, и которая ездила со мной на все танцульки, чтобы без опаски флиртовать с другими мальчишками. И ты не похожа даже на ту Вивьен, которой так хотелось отсюда уехать, что она даже не попрощалась с теми, кто любил ее больше всего на свете. Ты права, Вив, той девчонки больше нет.

Я молчала. Мне хотелось заплакать по той Вивьен Уокер, которую мы оба когда-то знали, еще раз попрощаться с той, которая ушла навсегда… Но в глубине души я была рада, что ее больше нет.

– Отлично, – выдавила я наконец. – Я рада, что мы оба думаем одинаково. – Оттолкнувшись от ограждения крыльца, я повернулась, чтобы идти в дом. Громкий шум, похожий на трескучие аплодисменты, заставил меня обернуться. Над мертвым деревом поднялась черная туча – огромная стая ворон разом снялась с места и, поднявшись в темнеющее небо, отдельными черными ручейками потянулась в поля.

– Ты не дала мне закончить, Вив, – сказал Трипп, и я качнулась вперед, спеша поскорее укрыться за кухонной дверью. – Я хотел сказать только одно: я рад, что той Вивьен Уокер больше нет, потому что новая Вивьен нравится мне гораздо больше.

Кухонная дверь внезапно оказалась в тысяче миль от меня, но я все же добралась до нее и торопливо захлопнула за собой.

Кэрол-Линн Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Май, 2002

ДНЕВНИК

Это случилось пять месяцев назад. Я чуть было не сыграла в ящик. С передоза, есесс-но… Как Майкл когда-то. Я хорошо помнила, каким спокойным и умиротворенным было его лицо, и поэтому не особенно боялась подступающей смерти, но меня вовремя нашли и отвезли в больничку. Там я постоянно думала о Томми и Вивьен и в конце концов поняла, что умирать я совершенно не хочу. Оказывается, у меня было целых две причины, чтобы жить! Никогда прежде я не думала о своих детях под таким необычным углом. Наверное, мы прозреваем и начинаем замечать, как много у нас было, только когда можем потерять всё!

Еще я вспомнила, как много лет назад Матильда предупреждала меня насчет погони за призраками. Только на больничной койке, борясь за жизнь, которой никогда не дорожила, я, наконец, врубилась, сколько драгоценного времени я потратила на поиски чего-то нового, большего, лучшего, существующего только в моем воображении. И только тогда мне стало ясно, что за все годы я ни разу не остановилась, чтобы оглядеться по сторонам и увидеть, какое богатство все это время было буквально рядом – только руку протяни.

Теперь я дома, на этот раз – насовсем. С наркотой я завязала, и это не просто слова, как в прошлые разы. Я на самом деле готова навсегда отказаться от искусственного кайфа, потому что дома меня ждало… настоящее.

Первым мне навстречу вышел из дома Томми. Не выбежал, а именно вышел, потому что он уже совсем взрослый (ему двадцать шесть, и он недавно закончил колледж), но меня он обнял совсем как раньше – искренне и тепло. Потом появились Бутси и Матильда. Время не пощадило их; они тоже двигались заметно медленнее, чем в последний мой приезд, и от этого мне стало немного грустно. И только Вивьен осталась в своей комнате, но я не в обиде. Я все понимаю, правда!.. И я готова ждать столько, сколько понадобится, пока дочь не простит меня и не позволит мне снова стать для нее матерью, какой я хочу быть и какая ей нужна.

Я еще долго смотрела на ступени крыльца, ожидая, что дядя Эммет и Снежок тоже захотят со мной поздороваться, хотя в глубине души уже знала, что больше никогда их не увижу. Наверное, таково уж свойство человеческой натуры: отчего-то каждый из нас уверен, что все, кого мы любим, будут с нами всегда – или хотя бы достаточно долго, чтобы мы успели сказать им, как много они для нас значат.

Что ж, вот и еще одна вещь, которой я должна научить своих детей.

Совершенно неожиданно я подумала о шляпной картонке дяди Эммета. Он много раз говорил, что она обязательно должна достаться мне, когда его не станет. Должно быть, дядя считал это очень важным, но когда я потом спросила о ней Бутси, она ответила, что не знает, куда подевалась эта штука. Возможно, сказала она, старая шляпная картонка потерялась, когда вещи дяди перевозили из города в старый хлопковый сарай, где Томми оборудовал себе новую мастерскую, а может, она и сейчас валяется где-то на чердаке. Несколько раз я поднималась на чердак и искала коробку – уж больно мне было интересно, что там может быть. Быть может, рассуждала я, дядя оставил для меня какое-то послание, вот только о чем? Что он хотел мне сказать, о чем предупредить?.. Расспрашивала я и Матильду, но старая служанка только качала головой. То ли она действительно не знает, что стало со шляпной картонкой дяди Эммета, то ли не хочет говорить. Я, кстати, отлично помню, как шарила у нее в ее комнате и присвоила одну симпатичную вещицу… Тогда Матильда сразу обо всем догадалась и потребовала ее назад. Я отдала, но попросила ее ничего не говорить Бутси, и она ответила, чтобы я не беспокоилась – она, мол, хорошо умеет хранить секреты. Со временем я убедилась, что это правда: Бутси так ничего и не узнала, так что, похоже, я тоже никогда не узна́ю, что было в шляпной картонке. А может, Матильда ждет, когда я буду готова это узнать.