Запах спиртного и табака я почувствовала еще до того, как гости поднялись на ступени.

– Здравствуй, дорогая!.. – проговорила Сара Бет, заключая меня в объятия и обдавая меня папиросным дымом. – Надеюсь, ты не против, что я привезла с собой Уилли и Чаза? Они слишком пьяны, чтобы вести машину, вот я и решила оказать обществу услугу и доставить обоих сюда… Нет-нет, не беспокойся насчет комнаты для Чаза! В таком состоянии на полу ему будет удобнее.

– Я пф-ф… в прядке! – провозгласил Чаз и, спотыкаясь на каждом шагу, буквально ввалился в прихожую, едва не сбив меня с ног. Уилли попытался поцеловать Сару, но та ловко увернулась, и мой кузен, потеряв равновесие, мертвой хваткой вцепился в дверной косяк. Сара Бет, негромко фыркнув, быстро прошла мимо него, и Уилли, оттолкнувшись от косяка, поспешил следом.

Когда я вошла в гостиную, все трое были уже там, причем Чаз, едва державшийся на ногах, шарил в ящиках буфета и в шкафу.

– Где, черт побери, они тут держат ви́ски?! – время от времени восклицал он.

И Чаз, и Уилли были в темных деловых костюмах, и хотя галстуки они каким-то чудом сохранили, заплетающая речь и взлохмаченные волосы делали их мало похожими на преуспевающих банковских служащих.

– Мои дядя и тетя не употребляют спиртного. Можете не искать, все равно ничего не найдете, – твердо сказала я, от души надеясь, что незваные гости уберутся до того, как проснутся Бутси или Матильда. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться: Уилли, широко ухмыльнувшись, достал из кармана пиджака фляжку. Пиджак он снял и швырнул на пол, а сам бросился в дядино любимое кресло с подголовником.

– Не беспокойся, старик! У меня все есть!

Оттолкнувшись от буфета, Чаз двинулся к тетиному креслу, стоявшему напротив дядиного, но на полпути упал и растянулся на полу.

– Я как раз хотел… – Приподнявшись на полу, Чаз оперся затылком о сиденье тетиного кресла и потянулся к фляжке. – Дай!..

– Включи какую-нибудь музычку, куколка, – обратился Уилли к Саре Бет, которая, стоя у камина, презрительно поглядывала на мужчин. Двумя пальцами она держала длинный, элегантный мундштук с заправленной в него сигаретой.

– Сам включи, – отрезала она и, бросив на обитую бархатом козетку свой меховой жакет, удобно устроилась на мягких подушках.

– У нас есть радио, – сказала я, делая шаг к окну, где стоял на высокой тумбочке радиоприемник – предмет особой гордости дяди Джо. Позапрошлый год выдался особенно урожайным, и дядя, сдавшись на наши уговоры, все-таки купил новенький радиоприемник. Он утверждал, что приобрел его исключительно для жены, но я заметила, что слушать бейсбольные трансляции ему нравилось ничуть не меньше, чем тете – «Сэма и Генри»[43]. Мне, разумеется, не хотелось, чтобы к приемнику прикасался кто-то посторонний, поскольку я знала, что после неурожая прошлого и – скорее всего – будущего года дяде, скорее всего, придется продать любимую игрушку, но другого выхода я не видела.

– Валяй радио, – согласился Уилли, и я включила приемник. Осторожно поворачивая ручку настройки, я нашла, наконец, станцию, которая передавала танцевальную музыку. Мысленно я завязала узелок на память – не забыть вернуть красную стрелку-указатель в прежнюю позицию, чтобы дядя и тетя ничего не заметили.

Музыка, которую передавали по радио, была са́мой что ни на есть танцевальной, но никто из троих гостей даже не сделал попытки подняться, чему я была несказанно рада: мне вовсе не улыбалось танцевать ни с Уилли, ни тем более с Чазом. Мой кузен и его приятель продолжали по очереди прикладываться к фляге, а Сара Бет закурила новую сигарету, и я подумала, что мне придется проветрить гостиную, когда они уйдут. Я бы сделала это и сейчас, но снаружи продолжало лить как из ведра, и я не решилась открыть окно.

Между тем молчание становилось довольно неловким. Я уже собиралась предложить партию в карты (хотя сама я умела играть только в «Старую деву» да раскладывать пару несложных пасьянсов, которым научила меня тетя Луиза), когда звук чьих-то шагов заставил нас насторожиться. Кто-то спустился по лестнице, пересек коридор и толкнул дверь.

На пороге возникла Матильда. Увидев моих гостей, она буквально застыла.

– Я… Прошу прощения, мис Делаида. Я услышать шум и хотеть убедиться, что вы в порядке.

– Все в порядке, Матильда, спасибо.

– Я не прочь перекусить, – вмешался Уилли. Перевернув опустевшую фляжку горлышком вниз, он слегка ее потряс. – И выпить. Кы… Кока-колы.

– Хорошо, сэр. – Матильда кивнула и попыталась отступить назад в коридор.

– Нет, – сказала я, вставая. – Я сама найду что-нибудь в кухне, а ты иди к ребенку.

Уилли резко выпрямился, и я увидела, как его лицо потемнело от гнева. Он был очень пьян, и мне впервые за все время захотелось, чтобы тетя Луиза и дядя Джо поскорее вернулись.

– Ты не служанка, Ади, – резко бросил Уилли и повернулся к Матильде: – Ну-ка, ты… Быстро принеси нам поесть, да не забудь колу. Давай, поворачивайся.

Матильда кивнула и ушла, а я обратилась к кузену:

– Зачем ты так? Она этого не заслужила…

Уилли промолчал, а Чаз противно захихикал. Он все еще валялся на полу, опершись затылком о кресло тети Луизы, и мне захотелось пнуть его ногой.

Следующие минут десять мы молчали, прислушиваясь к стуку капель за окном и музыке из радиоприемника, которую то и дело прерывали треск и шипение. Напряжение в комнате нарастало, делаясь густым, как меласса[44] на холоде. Наконец в коридоре снова раздались шаги, и в гостиную вошла Матильда с подносом, на котором стояли четыре высоких бокала с колой и тарелка с сыром и печеньем.

Мне очень хотелось, чтобы Матильда как можно скорее ушла, поэтому я встала и шагнула к ней навстречу, собираясь забрать поднос, а ее отослать обратно в детскую, но тут подал голос Чаз (а я было надеялась, что он уснул):

– Эй, а ведь я тебя знаю! – проговорил он и на четвереньках пополз к Матильде, норовя схватить ее за ноги.

Я быстро поставила поднос на столик, готовясь встать между ним и служанкой. Краем глаза я заметила, что верхние пуговицы платья Матильды были расстегнуты, хотя обычно она подобных небрежностей не допускала. Очевидно, она одевалась второпях и не обратила внимания на такую мелочь, как незастегнутые пуговицы. Впрочем, в этом не было бы большой беды, если бы из разошедшегося ворота не выпала висевшая на шелковой нитке крупная жемчужина – та самая, которую я видела у нее на шее во время Праздника урожая. До сегодняшнего дня Матильда скрывала свое единственное украшение под платьем, поэтому мне не приходило в голову, что жемчужина может по-прежнему быть у нее.