Даже его письменные приказы и распоряжения о недопустимости слежки за партийными функционерами и вмешательстве СД в партийные дела свидетельствовали о слабости Гиммлера. С раздражением воспринимал он жалобы и замечания борманской канцелярии в отношении критических заметок и статей в адрес партии на страницах «Черного корпуса», изливая свой гнев на ее редакторов. Когда, например, руководительница имперского женского союза Гертруда Шольц-Клинк подвергла критике «Черный корпус» за шутливую заметку редактора газеты Михеля Мумма по поводу высказывания одного из местных партийных вожаков («Мы размножаемся») в связи с рождением очередного ребенка, Гиммлер строго указал:

«Рейхсфюрер СС не желает, чтобы в „Черном корпусе“ впредь печатались статьи Михеля Мумма, поскольку они слишком часто дают повод к жалобам и недовольству».

Когда рейхсляйтер Карл Филер высказал возмущение, что «Черный корпус» использует, «как когда-то еврейские газетенки, любой повод заклеймить все чиновничество, как бюрократов и консерваторов», или Борман потребовал оставить в покое отдельных товарищей по партии, редакция получала очередной нагоняй от Гиммлера. 2 мая 1941 года он написал главному редактору: «Это происходит оттого, что ваша когда-то высокочтимая газета снизошла до кухонных сплетен. Откажитесь, наконец, от этих глупых шуточек, которые нисколько не интересуют читателей, доставляя удовольствие лишь господам писакам, желающим удовлетворить свою внутреннюю потребность».

У Гиммлера были и личные причины поддерживать хорошие отношения с партийным кардиналом Борманом. В 1940 году шеф СС фактически порвал с женою Маргой, особой нервной и взбалмошной, и завязал любовные отношения со своей бывшей секретаршей Хедвигой Хёсхен Поттхаст, красивой девушкой, уроженкой Кёльна. Дочь торговца, родившаяся 6 февраля 1912 года, она после окончания мангеймской высшей торговой школы поступила в 1937 году на работу в секретариат рейхсфюрера СС в качестве секретарши. Хедвига произвела на него большое впечатление. Он хотел было развестись с женою, но так и не решился. Любовный роман имел свои последствия: в начале 1942 года Хедвига родила дочку Хельгу, а в 1944 году еще и Нанетту-Доротею.

Гиммлер попал в сложное положение. Он не мог более допустить, чтобы маленькая дочка жила с ее матерью в квартире, арендуемой у семьи Мюллеров в берлинском районе Штеглиц по улице Бисмаркштрассе, 48. Надо было найти для них дом, причем спешно, так как родители Хедвиги требовали, чтобы дочь прекратила свою связь с рейхсфюрером СС. Они считали, что Гиммлер, будучи женатым человеком, не должен был брать ее на содержание. Невестка Хедвиги Хильда Поттхаст, жена погибшего на Восточном фронте ее брата Вальтера, написала ей письмо: «Из-за родителей мне хотелось бы, чтобы ты поскорее вышла замуж. Боюсь, что у тебя с родителями примирения не будет. Но они простят тебя, если ты с ним расстанешься или же он освободится для тебя… Ведь он женат, и они видят во всей этой истории обман жены и неуважение к тебе. Твоя мать спрашивала, знает ли его жена о его связи, и я вынуждена была сказать, что, судя по моим сведениям, нет. Она расценила это как трусость с его стороны. Твои родители очень за тебя переживают…»

Гиммлер должен был приобрести дом, если не хотел потерять Хедвигу, но на какие средства? Хозяин империи СС, распорядитель заводов и фабрик, повелитель самого большого полицейского аппарата, личных капиталов не имел. И он вынужден был взять в партийной кассе кредит. Борман распорядился выдать ему 80 000 марок, на которые Гиммлер построил для Хедвиги домик у озера Кёнигсзее в районе Шёнау. Между Гиммлером и Борманом возник временный альянс, так как жившая в одиночестве любовница Гиммлера подружилась с женою Бормана Гердой, дом которой находился неподалеку.

Как и их жены, Борман и Гиммлер поддерживали тесные контакты между собой. Герда Борман даже написала своему мужу записку: «Папочка, можно с трудом себе представить, что бы могло произойти, если бы вы с Генрихом обо всем не побеспокоились. Фюрер ведь не может делать все сам. Поэтому вы должны держаться друг друга и проявлять взаимную заботу».

И Борман старался, заботясь, чтобы влияние «дядюшки Генриха» не переходило определенных границ, поддержав его даже тогда, когда тот впал в малодушие. Однако он устраивал ему головомойки за любую попытку критиковать шефа — Гитлера. Как-то Гиммлер пожаловался приятелю, что Гитлер бывает к нему несправедлив и он хорош лишь тогда, когда успешно формирует новые дивизии. Борман успокоил его, но в то же время предупредил, чтобы он не слишком критиковал Адольфа Гитлера. А своей жене Герде сказал: «У него невыносимо холодная критика. Что бы ни говорилось и ни делалось, фюрер остается фюрером! Что бы мы делали без него?»

Такому духовнику Гиммлер не хотел противопоставлять агрессивную мощь «черного ордена», пока не затрагивались существенные интересы СС. И он запретил любую критику в адрес партии.

Однако шеф СС недооценил степени тщеславия и рвения своих подчиненных, у которых не было личных причин отказываться от нападок на партию. Одним из них был Отто Олендорф, стоявший во главе СД внутренних районов страны и бывший самой противоречивой личностью в СС: с одной стороны, он приказал уничтожить 70 000 евреев, а с другой — выражал недовольство примитивностью власть имущих. Он так и остался загадкой для историков.

Друзья Олендорфа попытались даже изобразить его впоследствии как некоего сопротивленца, глашатая «позитивной оппозиции», как выразился Юстус Байер, один из районных партийных деятелей. Но они умолчали о том, что эта оппозиция не была добровольной, так как бригадефюрер СС Олендорф оказался скорее жертвой автоматизма, самим же им придуманного. Его идея заключалась в регистрации без всяких прикрас мыслей и поступков немцев, о чем он затем докладывал два-три раза в неделю в так называемых «сообщениях из рейха» высшему руководству. Естественно, что такая важная политическая область жизни народа, как партия и ее деятельность, не обходилась молчанием.

Сотрудники Олендорфа протоколировали факты мании величия и заносчивости партийных бонз, недостатки партийной пропаганды, хозяйственные упущения в районах и округах. Так что у Олендорфа даже появилось опасение, что донесения его ведомства могли создать у руководства мнение: «партия представляет собой нечто негативное и вредное и фюреру вместе с рейхсфюрером СС необходимо принять жесткие меры по искоренению в ней бюрократизма». В своих распоряжениях он указывал поэтому на необходимость укрепления власти национал-социализма, говоря, что «правовая действительность должна обязательно увязываться с основными политическими и мировоззренческими положениями национал-социализма».

В отношении принципов свободы человека мысли его нисколько не отличались от манипуляторов правами типа Роланда Фрайслера, обозвавшего попытавшегося выступить с критикой полицейского режима Ханса Франка «сообщником британских плутократов». В своем докладе в октябре 1942 года Олендорф блестяще доказал, что бесправие — есть высшее проявление права, поскольку, мол, направлено не на обеспечение прав каждого человека в отдельности, а на безопасность всего общества. Правовое обеспечение, по его мнению, равнозначно понятию безопасности рейха, и если в результате деятельности слабого в мировоззренческом плане судейского корпуса возникнут какие-либо угрозы, полиция должна внести свои коррекции и подправить слишком слабые приговоры. Да и само понятие правового обеспечения Олендорф считал «банальным».