«А если они соответствуют действительности?» — спросил Керстен.

«Это все равно, — отреагировал Гиммлер. — Я должен избавить фюрера от мелких негативных факторов, хотя кое-что и представляется важным».

Но Олендорф не спешил исполнять приказы рейхсфюрера, и его сотрудники продолжали вести наблюдение за партийными аппаратчиками. Тогда Геббельс решил привести в движение лавину, которая с помощью Бормана должна была похоронить Олендорфа. Он потребовал запретить «сообщения» или, по крайней мере, представлять их в министерство пропаганды для подготовки объединенной информации.

К тому же министр пропаганды запретил распространение «сообщений» в отделах своего министерства, хотя они подчас и отражали истинное настроение населения.

12 мая 1943 года Геббельс записал в своем дневнике: «Рейхсфюрер СС проявил готовность прекратить сбор информации службой безопасности, так как она носит пораженческий характер».

Когда в августе 1943 года Гиммлер был назначен рейхсминистром внутренних дел, отношения его с шефом партийной канцелярии Борманом резко обострились, и между СС и партией возникла конфронтация.

Борман присоединился к кругу противников СД и потребовал неукоснительного выполнения партийных распоряжений, которые гласили: оценка внутрипартийных дел и дача характеристик на государственных чиновников относятся исключительно к сфере деятельности партии.

Противники службы безопасности шаг за шагом ограничивали активность аппарата Олендорфа. Летом 1943 года число лиц, получавших «сведения», было значительно сокращено, а через год они были вообще запрещены. Одновременно Борман запретил всем функционерам НСДАП сотрудничать с СД даже на общественных началах. Вскоре такой запрет вынес немецкий рабочий фронт. СА сделало это раньше.

Стал ли Генрих Гиммлер выступать против преследований своей службы безопасности и мобилизовал ли в ее защиту все имеющиеся у него силы? Нет, он и не посмел возражать. По этому поводу Олендорф сказал: «У него была сила, но он ею не воспользовался: и сам Гиммлер, и его сила оказались мыльным пузырем».

Чтобы как-то спасти СД, Гиммлер прибегнул к тактике оттягивания переговоров с партийной канцелярией о новых задачах службы, надеясь на чудо. И эти переговоры шли до самого конца войны. Вместе с тем Гиммлер своей властью передал СД целый ряд функций полицейско-правового характера, принадлежавших министерству внутренних дел.

Уклонение Гиммлера от схватки с партийным аппаратом свидетельствовало о внутренней слабости ордена, прикрытой с фасада тоталитарным единением. Дело в том, что руководство СС так и не решило до конца, в чем собственно заключаются ее интересы. Монолитность «черного ордена» была на самом деле мифом.

Да Гиммлер и не питал иллюзий в этом плане. Еще в 1940 году, выступая перед офицерским составом лейбштандарта «Адольф Гитлер», он высказал свою озабоченность: «Войска СС будут живы только в том случае, если будет жива СС как организация и если весь корпус осознает, что одна его часть немыслима без другой».

А в октябре 1943 года, обращаясь к группенфюрерам СС в Познани, он сформулировал свою мысль еще более отчетливо; «Нельзя допустить, чтобы СС и полиция отделились друг от друга. Случится беда, если оба этих ведомства, ложно понимая свои задачи, попытаются стать самостоятельными. Это будет означать конец СС, закат „черного ордена“. Если внутренние связи нашей организации ослабнут, то все, можете быть в этом уверены, в течение жизни одного поколения или даже раньше возвратится в прежнее ничто, не имеющее практически никакого значения и веса».

Такие высказывания отражают сомнения человека, который, создавая все новые и новые организации, предприятия и фирмы, оказался перед реальной опасностью потери над ними контроля. К тому же склонный к недоверчивости Гиммлер временами задавался вопросом, является ли он все еще хозяином в собственном доме, видя суверенные устремления и жажду власти целого ряда своих подчиненных. А постоянный рост организации вызывал необходимость призыва в ее ряды людей, не соответствовавших требованиям идеального национал-социалиста".

Даже в верхний эшелон СС постепенно попадали элементы, превращавшие охранные отряды в некую плюралистическую формацию в рамках тоталитарной диктатуры фюрера.

«К сожалению, — возмущался Андреас Шмидт, шеф организации румынских немцев, зять Готтлоба Бергера, — даже члены охранных отрядов в трудные времена не могли создать единый фронт, продолжая свои интриги и усугубляя возникавшие трудности».

Разнообразие интересов организаций, входивших в СС, и внушавшаяся в течение ряда лет идея избранности порождала у многих руководителей СС манию величия, вступавшую в конфликт с общими интересами ордена. Стремившиеся к власти и престижу фюреры СС часто вели между собой борьбу, наносившую ущерб организации, противопоставляя собственные клановые амбиции интересам и даже приказам Гиммлера.

В 1937 году Гиммлер ввел высшие должности для руководства СС и полиции, преследуя две цели: они должны были цементировать эти составляющие в единое целое — «государственный охранный корпус» в округах и землях и осуществлять контроль в качестве представителей Гиммлера над местными подразделениями СС и полиции. Рейхсфюрера СС постоянно преследовал страх, как бы отдельные части громадной империи СС не отделились и не стали самостоятельными, а их обюрократившиеся начальники не подорвали его властные позиции. Так что высшие чины должны были стать и определенным противовесом растущей мощи главных управлений и ведомств СС.

Могучие великие визири берлинских главных управлений и ведомств, однако, постарались лишить вице-королей эсэсовского султана дисциплинарной власти и ограничить их деятельность представительскими задачами. И если в оккупированных областях Европы Гиммлеру удалось закрепить за ними некоторые властные полномочия, то в самой Германии эсэсовские подразделения старались игнорировать этих вице-королей, а главные управления и ведомства заботились о том, чтобы они не стали слишком могущественными. Так, главное управление полиции общественного порядка отказывалось предоставить им дисциплинарные права и прерогативу назначения на должности, а в России смогло даже подчинить их себе. Комендант гамбургского концлагеря отказался представить такому чину данные о численности заключенных, ссылаясь на категорическое запрещение, а командир штандарта «Мертвая голова» оберфюрер СС Лео фон Йена оспорил право соответствующего высшего эсэсовского и полицейского чина Крюгера требовать от него данные о численности, боеспособности и настроениях своего полка.

Войска СС всячески сопротивлялись попыткам гиммлеровских чинов получить полномочия на отдачу приказов. Когда тот же Крюгер приказал фон Йену изменить дислокацию его полка в связи с планируемой операцией против польских партизан, тот отказался выполнять его приказ и отослал к своему генеральному инспектору, сказав, что только тот имеет право решать такие вопросы.

Гиммлер, узнав о неповиновении своих подчиненных, был взбешен и отдал целый ряд новых распоряжений и приказов, регламентирующих компетенции высших эсэсовских и полицейских чинов. 16 марта 1942 года он предупредил строптивых начальников: «Прошу подумать о том, что вы сами можете оказаться в подобном положении, не имея ни власти, ни уважения. И что произойдет с СС и полицией через 10 лет, если и далее сохранится такая обстановка».