экспедиционную жизнь, была ночной дуэт Хэнк (лающий бас) – предводитель (хриплый баритон). Примерно в час ночи Хэнк решил напоследок учинить дебош и вступил в яростную перебранку с Чучи. Предводитель, спавший крепко, но чутко, отреагировал мгновенно. Несмотря на позднее время, он не поленился выскочить из палатки в пижаме и с помощью дирижерской палочки, наспех сделанной из остатков лыжной палки, попытался внести какую-то мелодичность в какофонию звуков собачьих голосов, разносившихся во влажном туманном воздухе на многие сотни метров. К счастью для укрывшейся в бенуаре аудитории, Хэнк оказался послушным солистом и быстро внял указаниям дирижера. Страсти улеглись, и вновь воцарилась такая тишина, какая бывает только в покоях Ее Высочества, когда она отдыхает…

Глава 8

Международный аэропорт на леднике Гумбольдта. Свежие розы из Парижа! Роковая беспечность авиакомпании «Bradley». В маклаках в плюс 30! Пейзаж с «Baileys». Нью-Йорк. Из «Eureka» на 32-й этаж «United Plaza». При какой температуре замерзает водка?

16 июня

Какой-то странный был аэропорт —

Ни полосы, ни зданий, ни парковки,

Лишь три палатки отмечали бровку,

И это все под вывеской «Гумбольдт»…

Здесь было все устроено не так,

Как в южных и умеренных широтах,

Здесь люди допускались в зал прилета

Всегда в сопровождении собак…

Погода в течение дня: температура минус 1 – минус 5 градусов, ветер юго-восточный 2–4 метра в секунду, пасмурно, видимость удовлетворительная.

Сегодня, пожалуй, впервые за все время путешествия я проснулся позже, чем Бернар. Скорее всего, это объяснялось тем, что из ожидаемых сегодня трех самолетов два были зафрахтованы французским офисом экспедиции, и Бернар, вполне естественно, раньше меня почувствовал близость ароматов французской кухни. Правда, в нашем состоянии название кухни принципиального значения не имело: мы были настолько голодны, что вполне могли бы удовлетвориться и менее изысканным меню. Тем не менее когда я открыл глаза, Бернара в палатке не было. Я понял, что он наблюдает за погодой, пытаясь, как всегда, использовать все преимущества высокого роста, чтобы, заглянув за горизонт и прежде всего в ту его сторону, откуда ожидался самолет, угадать, какая погода нас сегодня ожидает. Как бы в подтверждение моей догадки я услышал неторопливую, а потому отлично мной понимаемую речь Бернара: «Все не так плохо, Виктор! Думаю, сегодня они могут прилететь». Я выглянул из палатки и сразу же согласился с такой оценкой погоды, хотя на нашем великом, могучем и не многим понятном языке это означало бы: «Погода – не фонтан, но могло быть и хуже!» На самом деле, если сравнивать ее со вчерашним сплошным туманом, то сегодня погода была просто идеальной, несмотря на отсутствие солнца и довольно низкую облачность. Видимость была не менее километра, а легкий ветерок позволял рассчитывать на то, что тумана сегодня не будет.

Этьенн, вероятно, не спал всю ночь, поддерживая связь с Резольютом и каждый час сообщая им о нашей погоде. По его словам, летчики все никак не решались вылететь. Как обычно в таких случаях, у летчиков всегда имеется собственное мнение о погоде и ее пригодности для полетов, как правило, не совпадающее с мнением желающих воспользоваться их незаменимыми услугами доморощенных метеорологов. Наконец, около 9 часов утра Этьенну удалось их убедить в летных качествах нашей подозрительной погоды, и пилоты решили попробовать стартовать в нашем направлении. Лету от Резольюта до нас было примерно 2,5 часа, и мы, не теряя времени даром, принялись за подготовку нашего международного аэродрома к приему столь представительной делегации. Поскольку ожидалось прибытие наших щедрых и благородных спонсоров, я изготовил приветственные транспаранты, использовав для этого крышки от ящиков с собачьим кормом, толстый фломастер и заметно пополнившиеся словарные запасы английского языка. В результате у меня получились три выдающихся по своему содержанию плаката. (Изготовить больше плакатов мне не позволили отнюдь не исчерпанные до дна запасы английского, как мог бы подумать внимательный читатель, а дефицит крышек от коробок с кормом. Это был несомненный успех двухмесячных разговорных гренландских курсов!)

Первый плакат был посвящен нашему основному французскому спонсору – страховой компании UAP – и выглядел примерно так:

Jean Louis Etienne (Papy)

Told us every other day:

«If you are with UAP

You’ll find happiness always!»

По-русски это звучит так:

Жан-Луи Этьенн (Папи)

Говорил нам каждый день:

«Если вы будете вместе с UAP,

То найдете свое счастье!»

Papy (по-русски – Папаша) было уменьшительно-ласкательное имя Этьенна, закрепившееся за ним с тех пор, когда он работал врачом на яхте, совершавшей специальный реабилитационный рейс с малолетними наркоманами. Этьенн, как врач, чаще и больше других членов экипажа общался с ребятами, причем наверняка общался хорошо, иначе вряд ли мне удалось бы так быстро подобрать рифму к ключевому слову всего плаката «UAP». Это прозвище очень нравилось Этьенну, у которого не было пока собственных детей (как и собственной жены), и он употреблял его довольно часто во время радиосвязи. Из его палатки можно было часто услышать вместо положенного «Резольют, Резольют, здесь Гренландская экспедиция, прием!» – «Мишель, Мишель, это Папи – прием!» Второй плакат был покороче, поскольку касался второстепенного, но тоже очень важного для нас спонсора – французской почтовой компании «Chronopost»:

Are you lucky? Yes! Of course!

With best sponsor «CHRONOPOST»!

И по-русски:

Вы счастливы? Конечно, да!

С лучшим спонсором «Хронопост»!

И, наконец, последний плакат относился уже к американскому спонсору – компании «Dupont», снабдившей нас отличными спальными мешками:

On the way to northern point

We’ve succeed with you, «DUPONT»!

На пути к самой северной точке

Мы достигли успеха с тобой, «Дюпон»!

Редколлегия в составе предводителя и полусонного Этьенна наскоро одобрила содержание плакатов и дала добро на их установку у предполагаемой бровки предполагаемого кармана предполагаемой посадочной полосы. Строительство собственно полосы свелось к тому, что мы, выбрав сравнительно ровный участок поверхности в направлении ветра, расставили все три наши палатки на расстоянии примерно метров триста друг от друга вдоль предполагаемой кромки бескрайнего летного поля. Чтобы летчики с высоты своего положения наверняка поняли, что мы имели в виду, расставив наши палатки таким странным образом, мы укрепили между палатками