пуховую куртку, женщина, олицетворявшая здесь, на леднике, всю полноту власти могущественного «CHRONOPOST». Я выдвинулся вперед, провожаемый завистливыми взглядами товарищей по команде, и ответил: «Я», – для пущей убедительности продемонстрировав вышитую на левой стороне моей штормовки свою фамилию. Женщина внимательно, неслышно шевеля губами, прочла надпись, затем повернулась в сторону салона, по всей видимости, сверяя мою фамилию с данными товарно-транспортной накладной, и, убедившись в полной идентичности означенных имен, торжественно извлекла из-за спины вазу с огромным букетом из одиннадцати темно-красных замечательных по своей красоте и свежести роз. Розы были настолько свежими, что, казалось, она срезала их с куста прямо в самолете – на их нежных лепестках виднелись капельки росы. Эффект был потрясающим! Лоран с урчанием припал к окуляру своей камеры, предводитель стыдливо отвел глаза в сторону, Этьенн поднял вверх большой палец, но тоже как-то сочувственно посмотрел на меня. Партия была проиграна. Мне оставалось только склониться в низком поклоне и, прижав букет к груди, ретироваться за спины своих товарищей, которые еще теснее сомкнули кольцо вокруг волшебной двери самолета. Запах свежих роз, особенно остро ощущаемый здесь, на леднике, в лишенной посторонних запахов атмосфере, на какое-то мгновение заглушил даже чувство голода.

О спонсорская помощь,

Как своенравна ты!

Кому-то фрукт и овощ,

А мне одни цветы,

Но я ведь не в обиде,

Я истину постиг.

Клянусь, что к Антарктиде

Я выучу язык!

Пока я, как молодой Ромео, вдыхал неземные ароматы далекой Франции, мои товарищи по команде, забыв обо всем, упивались щедрыми и вполне земными подношениями из неисчерпаемых запасов «CHRONOPOST». Этьенну достались свежайший каравай хлеба, корзиночка масла и восхитительный паштет из гусиной печени. К чести Этьенна, он проявил недюжинную силу духа, подавив в себе отчаянное и вполне естественное в нашей ситуации желание схватить этот каравай и, прижав к груди, подобно игроку регби, прорваться сквозь наши ряды и убежать подальше к кромке поля, чтобы там в одиночестве, без помех, с хищным рычанием прикончить его. Однако он благородно приступил к братскому дележу добычи. От тесного контакта с караваем костюм Этьенна покрылся мучным налетом, и Этьенн стал похож на мельника. Глядя на него, покрытого мукой и занимающегося вполне земным делом – нарезкой каравая, – трудно было даже предположить, что перед нами знаменитый покоритель Полюса. Нечего и говорить, что вполне приличных размеров каравай и внушительная банка паштета растаяли как майский снег. Настала очередь деликатесов: шампанского с икрой, суши, красной смородины для Бернара и клубники для Джефа. Последний был особенно доволен, поскольку помимо спонсорских даров получил подарок от матери – традиционный, приготовленный по семейному рецепту кекс, который за каких-нибудь 15 минут мы также оценили по достоинству! После этого импровизированного пикника, когда представители прессы почувствовали, что приближение к нам на расстояние вытянутой с микрофоном руки не грозит им более быть съеденными заживо, они набросились нас с неистовой силой. Мне достался пожилой мужичок, на вполне сносном русском языке представившийся как Серж Берг – корреспондент «Франс Пресс». Выучивший в свое время «русский только за то, что им разговаривал Ленин», Серж долгое время работал в СССР корреспондентом и, вполне естественно, углубил свои языковые познания, которые и обрушил сейчас на мою голову с удивительным для своего возраста энтузиазмом. К своему и его немалому удивлению, я, который спал и видел то время, когда вновь смогу вдоволь насладиться родной речью, периодически сбивался на английский!

Часов в пять мы почувствовали, что пора собираться. Мы с Джефом, впрягшись в нарты, поехали убирать палатки и прочий скарб, еще остававшийся в лагере. Предводитель решил, что в одном самолете полетит вся французская группа, он сам, Этьенн и я, а в двух других – по 15 собак, остальные ребята и снаряжение. Скорее всего, предводитель рассчитывал на то, что в самолете корреспонденты наконец-то проинтервьюируют и его самого. Однако все внимание французской прессы было отдано Этьенну, и мы с предводителем тихо радовались в сторонке, наблюдая из иллюминаторов за медленно уплывающим в прошлое белоснежным парусом гренландского купола. Примерно через час полета мы вышли к побережью Гренландии. Ледник, местами отороченный темно-коричневыми скалами, обрывался неровной линией к пронзительно синему, свободному ото льда морю, на котором виднелись одиночные айсберги. Облачность висела только над куполом, а потому не мешала мне любоваться открывшимся величественным пейзажем. Прямо по курсу самолета сквозь легкий туман можно было различить очертания Земли Элсмира. Через полтора часа мы приземлились в Грис-Фьорде – одной из самых северных метеостанций Канадского архипелага. Здесь нам предстояло заправиться перед заключительным броском на Резольют-Бей. Аэродром представлял собой узкую, с трудом отвоеванную у окружавших ее скал грунтовую полоску, примыкавшую практически к самому урезу воды. Мы вышли из самолета и с наслаждением вдохнули пахнущий весной, несмотря на еще лежавший в некоторых местах снег, воздух. Мягкий оттаявший грунт податливо проминался под маклаками. Стараясь ступать по камням, я направился к берегу. Припай еще не взломало, а потому мне не удалось погрузить руки в море, зато по пути я увидел множество мелких ярко-фиолетовых цветов. На самом берегу заметил кладбище – деревянные кресты и огороженные камнями эскимосские могилы. На фоне старых покосившихся крестов, скрывавшихся в тумане скал и скованного льдом моря мы, в своих ярких одеждах, казались пришельцами из космоса. Один за другим приземлились остальные самолеты, но побеседовать с ребятами мне не удалось – Джон начал громко призывать пассажиров, вылетающих на Резольют, занять свои места в салоне. Еще полтора часа полета – и мы оказались в Резольюте. Здесь было заметно прохладнее, однако грунт на стоянке самолетов развезло и все мы, включая собак, моментально покрылись грязью. Нас уже ожидал для погрузки самолет все той же знаменитой компании «First Air», который и должен был доставить всех в отправную точку нашего путешествия – Фробишер-Бей. Погрузка собак в высоко расположенный над землею люк самолета окончательно испортила наш внешний вид: все мы уже с ног до головы покрылись резольютовской грязью, а тут еще неизбежные для голодных и потому нервных собак междоусобные конфликты, один из которых закончился печально для Джона Стетсона. Пытаясь разнять драчунов, он неосмотрительно поставил свою ногу, обутую в мягкий маклак, на пути устанавливавшего справедливый, с его точки зрения, мир Честера. В результате нога Джона оказалась надкушенной, а он сам заметно захромал, за что получил приставку к своей фамилии: Джон Стетсон-Сильвер.

В конце концов разместились, причем мы с комфортом – в креслах, а собаки, наши