— Кастор, — позвала она, выйдя на улицу. — Ты можешь спасти его?

Бледная тень пьярима появилась из-за угла. Он поклонился, коротко ответил:

— Возможно.

— Да или нет?!

— Все зависит от вас, госпожа Харита.

Она нахмурилась, жестоким, решительным взглядом приковывая кардийца к месту. Наконец, набрав в грудь воздуха, она громко сказала:

— Я согласна!

Глава 25: То, что погубит мир

Шло время, и летние шторма и шквальные ливни постепенно смягчались на слабый, легкий дождик. Кое-где над высоким шпилем стали расступаться тяжелые тучи, проглядываться тусклое, бледное небо Темиля, предвещая прохладный осенний сезон, а за ним и зиму, когда дожди становятся холодными, а над городами растут черные облака дыма печей.

Тревога, нависшая над домом Сеотосов, не ослабевала. Город под ними был в агонии, а глава дома, благородный Карамах, почти все время отсутствовал — его внимания требовали то Кольфены, правители Темиля, то посланники Артанитов, заставляя мужчину, как главу утопленной казны, разрываться меж двух огней, едва успевая отвечать и тем, и тем. Что-то ненормальное, тревожное было в его постоянной занятости — Кайра, незаконнорожденная дочь Карамаха, иногда тихо шептала о том, что он всегда был беспокойным, но сейчас у него выросли черные крылья, а на лице начинал прорастать клюв. Точного значения сказанного Келеф не мог понять, слишком пространными и загадочными были порой изречения художницы, но ее сестра, Рина, пояснила, что на Темиле мало птиц, и те кружат над водами неделями напролет в поисках суши. Даже спят они там, в вышине, не прерывая полета, прямо как отец семейства.

И всякий раз, когда он возвращался в шпиль, всякий раз, когда поздней ночью в свете очага его встречала его жена весь дом гремел и звенел от бьющейся посуды, ругани и плача.

— Ненавижу этот дом, — Рина курила на балконе, обхватив колени руками. — Сожгла бы его, вместе со всеми обитателями.

— Даже с Кайрой? — выдыхая дым спросил ее Келеф.

Об их встречах как-то прознал самый младший ребенок, мальчик, имени у которого еще не было. Традиция давать имя ребенку здесь была странная, никто не называл малышей, пока им не исполнится четыре года — именно в таком возрасте, по легенде, тагац, рожденный горой, получил свое имя, когда вышел к людям. После этого видеться наедине стало сложнее, и Рину, и Келефа повсюду сопровождали лакеи, из-за чего девушке приходилось связывать простыни и наволочки в веревку, по которой юноша забирался к ней на балкон.

— Ну, не с Кайрой… Да и не с малышом, наверное… — неуверенно протянула Рина.

Внизу, этажом ниже, что-то с грохотом ударилось об стену. Послышался крик Цары, но слова разобрать было сложно.

— Тогда не надо ничего сжигать, — подытожил Келеф. — Просто надо перестроить. Ремонт сделать. Ну, знаешь, стены там перекрасить, полы поменять. Крышу, кхм.

— Балда ты… — горько усмехнулась в ответ Рина, потушив маленький окурок. — Как там Фрида говорила?

— “Незапятнанный интеллектом разум”! — подражая четырехрукой проскандировал собакоголовый.

Рина сдавленно, тихо засмеялась, стараясь слишком сильно не шуметь. Дожди стали куда тише, и теперь проходящие мимо слуги могли их услышать. Келеф же, смешливо откланявшись, стал спускаться вниз, спеша вернуться в свою крошечную комнатушку прежде, чем его отсутствие