— Снести бы этот город к чертям собачьим! Подчистую, — сказал Павел.

— Не получится. Нам же и восстанавливать, — не поддержал Чумакин. — Денег у чеченов нету? Нету! Жить где-то надо? А? Выборы президента впереди. Ельцин им пообещает всё отстроить. И всё отстроим! Починим! И останемся хуже всех. Чурки русское добро не помнят.

— Какую вы бумагу дали старику Алихану? — спросил Павел.

Чумакин протянул листок-ксерокопию с текстом. Этот текст, казалось, Павел читал не один. Из-за плеча, дьявольски ухмыляясь, читал призрак Наблюдатель.

«Президенту РФ Ельцину Б. Н.

Это письмо жителей Наурского района и Шелковского района, ранее принадлежавших Ставропольскому краю, а в 1956 году отданных Н. С. Хрущевым Чечне.

В 1957 году в Наурский и Шелковской районы начали прибывать чеченцы. Встретили их настороженно, но оказали им человеческое сочувствие и сострадание. Бывший глава Правительства Чечни Завгаев Д. Г. неоднократно подчеркивал, что эти земли не чеченцев, и всегда благодарил нас за то, что мы их хорошо приняли. Но с приходом к власти Дудаева мы из хозяев района превратились в жителей резервации. За эти три года выгнаны все русские руководители хозяйств. Колхозы и совхозы разворованы. Уничтожаются лесополосы, разворованы телеграфные столбы. Населенные пункты переименованы без нашего согласия.

Нас лишили выходного дня в воскресенье, а сделали выходным днем пятницу. У нас не было официального обмена денег, нам не дали ваучеры. Преподавание в школе ведется на чеченском языке, а сами школы (оборудование) расхищено. Мы не получаем заработную плату, старики пенсии. Мы постоянно слышим предложения и угрозы убираться в Россию. Но мы в России. Мы сыны и дочери России, а не ее пасынки. Русских грабят, убивают, унижают, насилуют, а правозащитники почему-то этого не замечают.

Только за последний год в двух населенных пунктах Наурского района ст. Наурской и ст. Калиновской:

Забит до смерти Просвиров.

Расстрелян за рабочим столом замдиректора Калиновского СПТУ Беляков В.

Ранен и ослеп директор этого училища Плотников В.

Зарезан и сожжен начальник нефтекачки Бычков А.

Зарезаны супруги — муж и жена Будниковы.

Зарезана бабушка 72 лет Подкуйко А.

Зарезаны и выпущены кишки у рабочих совхоза «Терский» Шипицына и Чаплыгина.

Похищен председатель колхоза Ерик Б.А. (за которого требуют выкуп 50 млн. руб.).

Зарезаны отец и дочка Джалиловы.

Забит до смерти старик Аляпкин (в полиции).

Убиты Абозин В. и бабушка Потрохалина.

Похищена и убита секретарь СПТУ Потихонина и многие, многие другие.

А сколько внаглую обворовано квартир, погребов, сколько людей избито, сколько подверглись пыткам — трудно сказать, но почти все 100 процентов русскоязычного населения. Вламываясь в дома, избивают, требуют деньги и золото, которых у нас сроду не было. Выгнано, выжито из родных домов 50 процентов населения русских. Скупают их дома, имущество за бесценок или просто за перевоз.

Мы умоляем, просим Вас обратить внимание на эти два района. Отмените единоличное решение Хрущева Н.С. о передаче этих районов Чечне. От имени 50 тысяч живущих в этих районах, от имени 50 тысяч человек, вынужденных бежать отсюда в глубь России, просим — верните нас в Ставропольский край.

Собирая подписи под этим письмом, наши люди готовы подписать его собственной кровью, и все подписавшиеся знают, что за свою подпись каждая семья в любой момент может быть вырезана вся».

V

Сержанта Сухорукова из первого дивизиона Павел помнил в лицо. Невысокий, кряжистый сельский парень. Белобрысый, нос слегка приплюснутый, помеченный мелкой рыжатинкой. Сметливый. Такой не заблудится в лесу, не пропадет в горах, выживет хоть в джунглях… Павел помнил его руку, крепкую широкую мужиковскую ладонь, он пожимал сержанту руку на плацу, когда за примерную службу объявлял ему благодарность. Услышав говор сержанта, Павел спросил:

— Родом откуда?

— Из-под Вятска. Село Красное. Слобожанского району.

— Земляк, выходит, — улыбнулся Павел, похлопал сержанта по плечу.

Сейчас командир взвода, в котором служил Сухоруков, старший лейтенант Власенко докладывал:

— Наш «Урал» обстреляли из гранатометов. По задним скатам ударили. Из кузова все выскочили. Рассредоточились. Сержант Сухоруков вместе с рядовым Вихровым в канаву сползли. У дороги. Отстреливались. Боевики с ихней стороны атаковали. Шквальный огонь, товарищ полковник. Из пулемета садили. Пришлось отступить… Когда подмога с воздуха пришла, боевики уже снялись… Вихрова нашли убитым. А Сухорукова нету нигде… «Урал» сгорел. Я в рапорте всё написал, товарищ полковник. Сухоруков как в воду канул.

— Может, с испугу дёру куда дал? Заблудился? — спросил майор Чумакин; он тоже слушал доклад взводного Власенко.

— Если б где-то заблудился, хорошо б… Вряд ли. Он тертый парень. Боюсь, «чехи» сцапали. — Взводный виновато опустил голову. — Словом, товарищ полковник, потери составили: рядовой Вихров убит, двое рядовых Семенов и Манкевич тяжело ранены, сержант Сухоруков пропал без вести.

— Ему когда на дембель идти? — спросил Павел.

— Через месяц. В мае, товарищ полковник.

С того доклада взводного Власенко минуло почти полгода. Теперь к судьбе сержанта Сухорукова из списка пропавших без вести Павлу Ворончихину вновь пришлось обратиться. К нему, в чеченскую боевую непогодь, пробилась мать сержанта, сухонькая, белесая женщина, с мелкими чертами лица, Раиса Федоровна.

В командирской палатке негромко гудела буржуйка. Слышалось также, как по брезентовой крыше шебуршит хилый косой дождь, качаемый порывами ветра. Лампочка от движка горела сбивчиво, неровно, или просто в этот сырой осенний сумрак все гляделось дрожливо-зыбким и неверным. Полуосвещенная, Раиса Федоровна сидела боком к Павлу на табуретке, в сером свитере и черных джинсах, сложив руки между колен.

— Я б поняла еще, если б убили… Погиб. Похоронила б возле мужа. А тут… Как же я буду в успокоенности жить? Я в Ростове, в судмедэкспертизе, бывала. Нагляделась на трупов… На всю жизнь ужасу хватит. Нет там моего Виктора. У него родимое пятно на шее… Живой он, если в плен попал… Я тут местных чеченок просила, чтоб меня с боевиками свели. Они боятся… Говорят, у военных с ними связи. Пленными меняются. Выкупают… Я вот трех овец продала, корову… — Она подняла глаза на Павла — взгляд просительный, прямодушный. — Мужа у меня нету. Погиб на лесосеке. Витя тогда еще во втором классе учился. Я ему сказала: теперь ты, Витя, — за сына и за отца. Он всё делал. Сестренку младшую Наташку любил, защищал… Как же его оттуда вытащить, товарищ командир? Пусть бы за деньги. Я с нашим председателем колхоза поговорила, он обещал, если вдруг деньги потребуются. Не большие, конечно. Откуда у деревенских деньги? Сестра у меня в городе живет, в Вятске, у нее еще займу…