тоже. Впрочем, даже приди она сейчас, одной ей Ламмаса не победить, в глубине души Лора и так это понимала. Тепло его напоминало солнце, а ощущение от него – будто ты лежал в его лучах. Правда, чем дольше это длилось, тем выше был риск расплавиться. Если сила Джека укрывала, обнимала невесомо и легко, как шерстяное одеяло, то сила Ламмаса душила. Она казалась осязаемой – протяни руку и сомни, как глину. Правда, обожжешься, а может, сгоришь дотла. Перед Лорой стояло само лето, и никому, кроме осени, не было дано его сразить. Даже Королеве фей.

Поэтому…

– Съешь это, – сказал Ламмас, стоя так близко, что колени Лоры касались его коленей. Он нырнул рукой в карман и вытащил белесое, плоское семечко, похожее на рис, как те, мешочек с которыми Лора вывернула в тыквенный пунш на Призрачном базаре. Оно лежало прямо на его ладони поверх серого велюра и переливалось в свете снова замигавшего болотного огня. – Присягни на верность.

– Хорошо.

Лора не колебалась. Сожаления, предупреждала Тита, молниеносно ее убьют, но Лора сожалела бы куда больше, если бы не сделала этого. Ее ждала мучительная смерть…

Она оттолкнулась от спинки кресла и потянулась к Ламмасу. Бледная, дрожащая ладошка выглядела слабой, когда зависла над его рукой, но неожиданно окрепла. Вместо того, чтобы схватить семечко, Лора сомкнула пальцы у Ламмаса на запястье.

Перчатка, мягкая на ощупь, сползла вниз. Лора нечаянно чуть ее не сорвала. Она дернула Ламмаса на себя так резко, что сама едва не вывалилась из кресла. Ему не оставалось ничего, кроме как нагнуться, чтобы устоять ровно на ногах, и тогда Лора вытащила из сумки вторую руку, а вместе с ней – кинжал с круглой рукояткой. Жемчуг в ней загорелся, будто око распахнулось. Лора использовала его лишь однажды, но отлично помнила, как это делается – как им убивать. Ее коляска чуть не ушла в сторону, колеса опять заскользили на траве, но Лора не промахнулась. Занеся кинжал почти над головой, она первым ударом погрузила его Ламмасу в грудную клетку больше, чем наполовину, а вторым – по рукоять. Лишь тот самый глаз остался торчать снаружи… И снова почернел.

Ламмас пошатнулся.

Но устоял. Выпрямился, сделав шаг назад от Лоры, и, пока она задыхалась, будто пробежала марафон, – сердце колотилось от страха где‐то в горле, – снова хмыкнул. Длинные пальцы в скомкавшейся перчатке обхватили основание ножа и без церемоний выдернули его, словно заусенец, прежде чем демонстративно уронить на землю. Из прорехи в пиджаке и на рубашке сочилась только пустота.

– Ах! Глупая, глупая Лора, – зацокал языком Ламмас. Не то чтобы Лора ожидала увидеть его кровь – в конце концов, у Джека ее тоже не было, – но то, каким невредимым он остался, вызвало у нее горькую досаду. – Ты что, влюбилась в меня? Боюсь, я неподходящий для обмена твоих ножек кандидат. Это тело умереть не может. Оно уже мертво.

Лора была уверена, что кинжал в ее сумке голоден настолько, что только вонзи его в чужую плоть – сожрет и не подавится. К сожалению, она ошиблась. Но попробовать все же стоило, ведь так? Или, может, нет…

Она успела только пискнуть, не то что запеть или действительно изобразить пылкую любовь. Последний глоток воздуха вошел в легкие со свистом, но уже не вышел: рука в перчатке сжалась на ее горле так, что о возможности вновь дышать она могла только мечтать. Зато успела почувствовать запах гнили, такой кислый и тухлый, будто воткнутый ею нож вскрыл на груди Ламмаса не плоть, а просроченные консервы. Коляска опрокинулась назад – Лора сама нечаянно толкнула кресло, когда Ламмас поднял ее одной рукой, а она принялась брыкаться, пока еще могла. Парализованные ноги, болтающиеся тяжким грузом, не были оправданием для того, чтобы покорно умирать. Коль не могла пинаться, так царапалась; коль не могла бежать, так извивалась. Не было ни шанса, ни надежды, поэтому остались только вредность и целеустремленность. Вот куда, куда Лора вообще полезла?! Будь неладна эта Титания с наказом Ламмаса отвлечь!

– Я знал, что ты выкинешь нечто подобное, – прошептал он ей, приблизив к своему изуродованному улыбкой лицу. – Знаешь, что тебя выдало? Ты впервые не стала отрицать, что все эти люди – Джек, вампир и Королева фей – твои друзья.

Где‐то сзади, на вершине вала, затрещал гравий на тропе. «Спасите!» – вскричала Лора мысленно, пытаясь обернуться, и – о, чудо! – ей это удалось. Ламмас сам развернул ее лицом к семейной паре, проходящей мимо, и ослабил пальцы ровно настолько, чтобы Лора пропищала то же самое вслух:

– Спасите! Спасите!

Пара остановилась, замерла. Даже в полумраке Лору, трепещущуюся над землей, должно было быть прекрасно видно, а уж слышно и подавно. Она наконец‐то смогла выдохнуть и опять вдохнуть, но на этом дары Ламмаса для нее закончились. Даже сжимая с улыбкой ее горло, он приветливо помахал жителям Самайнтауна свободной рукой, и те, переглянувшись, побежали прочь.

– Видишь? Тебе плевать на жителей Самайнтауна, – произнес Ламмас ей на ухо, мотая ее в воздухе, как одну из своих кукол. – А им плевать на тебя. Вы, люди, все такие.

– Я не человек, тупица, – выдавила Лора. Ногти ее, короткие, потому что она так и не избавилась от привычки их сгрызать, впивались в его ладонь, но не проходили сквозь велюровую перчатку. Зато опять стянули ее и обнажили неровный, безобразный шов, с кожей невероятно темной, оливковой, совсем не такой, какая была у Ламмаса на другой руке. – Я русалка, хоть и бывшая! Так что это не считается.

– Точно. Русалка… Тогда как на счет воды? Уверен, ты по ней скучаешь.

«Титания, пусть ты успеешь сделать, что хотела…»

«Джек, пусть город выживет».

«Франц… Франц, Франц, Франц!»

Лора отпустила руку Ламмаса, прекратив бесплодные попытки ее разжать, и вместо этого спрятала руку в свой кармашек. Ведьмин камень, гладкий на ощупь, чудом не выпавший до этих пор, загорелся голубым, как свечи в тыквах, мерцание которых Лора видела вдалеке, во тьме, на площади. Бирюзовые всполохи, похожие на северное сияние, разлетались из ее ладони в ночи искрами, но уже спустя минуту они освещали речное дно.

Ламмас, волоком спустив Лору к берегу, окунул ее головой в воду и держал так до тех пор, пока она не стихла.

12

Это настоящая любовь

Очевидно, что в определенных ситуациях вампир подчиняется особым условиям. В конкретном случае, о котором я вам рассказал, Миркалла, по-видимому, была ограничена именем, которое должно было являться анаграммой ее настоящего имени. Таким образом появились имена Кармилла и Милларка [27].

Шеридан Ле Фаню «Кармилла»

«Лора, Лора, Лора!»

Франц очнулся с ее именем в висках, стучащим там вместо крови, будто кто‐то