покривляться перед ней, и побить, и даже пожонглировать, прежде чем окончательно сдалась. Вернулась к тыкве, чтобы посадить куклу на место, и потянулась вверх, к скрюченному корешку…

Но затем один из ее соломенных жгутов вместо рук поднялся и указал направо.

Лора сначала даже не поверила. Может, просто ветер играет с ней? Она ткнула в куклу пальцем и специально вернула на место ее руку, но та поднялась опять. И помахала вверх-вниз, как стрелка.

Друзья. Доносчицы. Зоркие глаза и указатели. Преданные слуги. Вот что такое эти куклы – жуткие, болтающиеся на деревьях по всему городу, как висельники; сидящие на витринах, оградах, бдящие неустанно, неустанно же подслушивающие. Неудивительно, что Ламмас так легко обвел весь город и Джека вокруг пальца. Эти куклы, марионетки-трупы, прожорливые цепкие цветы… Даже без Херна, той вампирши и других помощников он превосходил их четверых по всем критериям: сила, хитрость и, главное, безумие. Ламмас был везде, а Самайнтаун уже давно стал Ламмасградом. Возможно, гораздо раньше, чем Джек впал в этот глубокий вечный сон.

Лора снова посадила куклу на колени и поехала по ее указке. Сначала вправо, мимо чана с яблоками, где энергичные лампады не оставляли другим участникам и шанса; затем левее, когда кукла вдруг завалилась куда‐то в бок, будто упала нечаянно, но, стоило Лоре ее поставить, как она сделала это опять. И прямо, прямо, через мост и Светлый район, мимо сцены. Там Лора мельком увидела Душицу, взмыленную, измотанную, поющую непрерывно чужой репертуар, потому что другие музыканты, очевидно, отказались и потому что Ламмас вряд ли ей, как и всем, оставил хоть какой‐то выбор.

Вскоре кукла указала на берег Немой реки, точнее, на тропу, что шла ей параллельно, уходя к Старому кладбищу. Именно эту тропу так иронично сторожил во время Призрачного базара Джек.

Лора, пока ехала, невольно представляла, как он вышагивал по ней со своей косой и как болотные огни подсвечивали ему дорогу. Лорелее же никто почему‐то не светил: огней тут не было, лишь несколько фонарей мерцало вдалеке, и там, где могильный холод сталкивался с теплом толпы на площади, соломенная кукла наконец‐то вновь махнула ей. Лора вздохнула с облегчением: слава Осени, ей не придется трястись до самого кладбища по брусчатке! Руки, крутящие колеса, уже начинали уставать.

Она скатилась с тротуара на земляной вал, спускающийся к берегу. Это была ровно середина дороги, соединяющей площадь и кладбище. Теперь по одну сторону от Лоры текла река, по другую – редкие пешеходы в красочных, нелепых костюмах опаздывали, но изо всех сил спешили на праздник. В стороне темнели окна безжизненных, будто брошенных пятиэтажных домов. Между парой фонарей, установленных друг от друга слишком далеко и обеспокоенно мигающих, сгущался мрак. Где‐то лаяла собака, за голым шиповником мелькнул хвост черного кота. Лора спрятала в тесный кармашек юбки ведьмин камень и расстегнула сумку-клатч.

Соломенная кукла тем временем махала уже не ей, а Ламмасу, полощущему что‐то в реке на самом краю берега, где влажная земля резко уходила на глубину. Заслышав шелест гравия под коляской Лоры, он оглянулся, выпрямившись, неспешно взошел на вал и остановился у деревянной скамьи с пристроенным столом, где обычно старики играли в шахматы. Ламмас был один. Ни громилы (неужто Франц все же смог от него избавиться?), ни Херна, ни вампирши и того рыжего низкорослого дурачка, пропавшего, очевидно, с концами. Даже трупов или кукол и тех не наблюдалось вокруг Ламмаса – лишь та, что сидела в коляске Лоры. Она вдруг сама перепрыгнула к хозяину на стол, будто кто‐то дернул ее за леску. Ламмас погладил ее ладонью, как послушного щенка. Рукава его черного плаща тяжело свисали, промокшие насквозь, а из кармана торчал краешек полотенца.

– М-м… Что это? – спросила Лора сконфуженно, устремив свой взгляд на стол, где лежал развернутый платочек с семью круглыми кусочками чего‐то мягкого, красного и тонкого. – Пепперони?

– Пальцы, – ответил небрежно Ламмас. – Не обращай внимания. Ну, чего ты хотела?

Тяжело, однако, было не обращать внимание на чьи‐то отрубленные пальцы, сложенные на одинаковом расстоянии друг от друга, будто какая‐то закуска. Лора сглотнула и снова бегло оглядела их, невольно желая убедиться, что то действительно они. Вроде да, а вроде нет… Все же не сами пальцы, а скорее их уязвимые мягкие подушечки. Из каждой вместо крови сочилось нечто желтое, похожее на пчелиный мед.

– Титания хочет тебя убить, – сказала Лора, прочистив горло, прежде чем вновь заговорить. – Она сейчас в вязовом лесу, добывает что‐то, что, очевидно, может это сделать. Так что ты в опасности.

– Неужели? – спросил Ламмас, и Лоре не понравилось то, как насмешливо это прозвучало. Он бросил странный взгляд на пальцы, затем в упор уставился на нее и улыбнулся еще шире, чем улыбался мгновение до этого. – И почему ты решила меня предупредить?

– Потому что хочу жить. Я знаю, что ты готовишь жертвоприношение. Не хочется быть агнцем на закланье – хочется быть тем, кто туда его ведет.

Ладони у Лоры так замерзли, будто она тоже помыла их в реке. Одной рукой она держалась за колеса, подталкивая коляску ближе к Ламмасу, а второй придерживала сумку. Вал был некрутым, но скользким от покрытой сыростью травы, и в какой‐то момент кресло вдруг само понесло ее вперед. Ламмасу даже пришлось выставить колено, чтобы Лора врезалась в него, а не снесла скамью и стол. Ее щеки вспыхивали и снова гасли, бледность сменяла красноту и жар. Не больше, чем калека, в своем желании служить Ламмасу она, конечно, была смешна. Снисходительная ухмылка Ламмаса, с которой он покачал головой, буквально в лицо кричала ей об этом.

– Я еще не воспользовалась кинжалом, но обязательно это сделаю! – выпалила Лора оскорбленно. – И как только у меня снова будут ноги… Я буду в разы полезнее. Я умею петь и подчинять себе людей, ты в курсе?

– В курсе, – ответил тот. – Но ты крайне ненадежна. То и дело предаешь своих друзей…

– Так разве это, наоборот, не признак постоянства?

Ламмас хмыкнул. Он смотрел на Лору, а Лора – на него, снизу вверх, почти с земли – на этого высокого, долговязого мужчину, чье лицо казалось страшным, как у пугала, особенно в темноте, что сплеталась вокруг них в клубок. Небо будто подстрелили – синий смешался с красным и окончательно утопил дневную желтизну. Ночь на Самайнтаун всегда опускалась стремительно, но сейчас будто бы не хотела приходить. Видать, тоже пыталась отсрочить неизбежное.

Лора затаила дыхание, незаметно нырнув дрожащей рукой в расстегнутую сбоку сумку. Ветер понимающе гладил ее по волосам, и Лоре хотелось стряхнуть его с себя, как она всегда стряхивала любую нежность. Франц исчез, Титания –