туда: в чем дело? Чтобы оставить икону Богородицы, нужна была какая-то особая причина к этому. Протискавшись немного к центру толпы, я увидел, что все с умиленной любовью и счастливыми улыбками смотрят на какого-то маленького монаха в клобуке, с седенькой, нерасчесанной небольшой бородкой. И он тоже всем улыбался немного. Толпа старалась получить от него благословение. И я увидел, как вокруг этого маленького старичка все точно светилось и радовалось… Так малые дети встречают родную мать.

— Кто это? — спрашиваю я соседа.

— Да батюшка отец Анатолий, — ласково ответил он, удивляясь, однако, моему неведению.

Я знал о нем, но не пришлось еще встретить его лично; да и не было особой нужды в этом: не имел никаких вопросов к нему. А теперь явился вопрос о нем самом: что за чудо? Люди оставили даже икону и устремились к человеку. Почему? И ответ явился сам собою: святой человек тоже чудо Божие, как и икона, только — живое чудо. Святой есть тоже образ Божий, воплощенный в человеке. Как в иконе, так и во святых людях живет Сам Бог Своею благодатью. <…> Когда Божия Матерь явилась с апостолами Петром и Иоанном святому Серафиму, то Она сказала им: “Сей — от роду нашего”. От того же роду был и батюшка отец Анатолий. Сколько радости, любви и ласки на всех окружающих проливалось от его лика в Оптинском лесу, на солнечной прогалине»533.

При втором своем посещении Оптиной архимандрит Вениамин пришел к старцу Анатолию с вопросом от своего друга, священника, который не мог приехать сам. У него начались нелады с его матушкой из-за того, что, строя храм и торопясь скорее его окончить, он все время опаздывал домой к обеду; молодая матушка несколько раз подогревала кушанья и наконец сказала, что, если дело так пойдет и дальше, она уйдет к родителям… Батюшка же, священник, запрашивал старца, кого ему предпочесть — храм или жену… Старец Анатолий, как пишет отец Вениамин, «выслушав с опущенными глазами историю моего товарища, стал сокрушенно качать головою, как бы говоря: “Ах, какая беда, беда-то какая!”. Потом, не колеблясь, хлопотливо начал говорить, чтобы батюшка в этом послушался матушки, иначе плохо будет, плохо. <…>

— Конечно, — сказал отец Анатолий, — и храм строить великое дело, но мир семейный хранить тоже святое Божие повеление: муж должен, по апостолу Павлу, любить жену, как самого себя; и сравнил апостол жену с Церковью (Еф.5:25–33). Вот как высок брак. Нужно сочетать и храм, и семейный мир. Иначе Богу неугодно будет и строение храма. А хитрый враг-диавол под видом добра хочет причинить зло: нужно разуметь нам козни его. Да, вот так и отпишите: пусть приходит вовремя к обеду. Всему есть свое время. Так и отпишите. — А потом, немного подумав, добавил:

— А тут добро-то добро: строить храм-то. Но к нему тайно примешивается и тщеславие… Да, примешивается, примешивается: ему хочется поскорее кончить… людям понравиться… Так и отпишите…

Я так и отписал. И дело, конечно, поправилось…»534.

Протоиерей Сергий Четвериков, бывавший у старца Анатолия в разное время, и тогда, когда тот жил в скиту, и потом, уже в монастыре, писал, что «около него создалась та особенная духовная атмосфера любви и почитания, которая окружает истинных старцев и в которой нет ни ханжества, ни истеричности. Отец Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в черной полумантии, и по своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преподобного Серафима Саровского. Обращала на себя внимание его особенная, благоговейная манера благословлять — с удерживанием некоторое время благословляющей руки около чела благословляемого. В нем ясно чувствовались дух и сила первых великих оптинских старцев»535.

В том же 1916 году посетил Оптину пустынь князь Н.Д. Жевахов, желавший посоветоваться со старцем — идти ли ему в монастырь или принять предложение Государя стать товарищем Обер-прокурора Святейшего Синода. В начале беседы князь сказал старцу:

«— Иной раз так тяжело от всяких противоречий и перекрестных вопросов, что я боюсь даже думать… Так и кажется, что сойду с ума от своих тяжелых дум.

— А это от гордости — ответил отец Анатолий.

— Какая там гордость, батюшка, — возразил я, — кажется мне, что я сам себя боюсь, всегда я старался быть везде последним…

— Это ничего, и гордость бывает разная. Есть гордость мирская — это мудрование; а есть гордость духовная — это самолюбие. Оно и точно, люди воистину с ума сходят, если на свой ум полагают да от него всего ожидают. А куда же нашему уму, ничтожному и зараженному, браться не за свое дело. Бери от него то, что он может дать, а большего не требуй… Наш учитель — смирение. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. А благодать Божия это всё… Там тебе и величайшая мудрость. Вот ты смирись и скажи себе: “Хотя я и песчинка земная, но и обо мне печется Господь, и да свершается надо мной воля Божия”. Вот если ты скажешь это не умом только, но и сердцем и действительно смело, как подобает истинному христианину, положишься на Господа с твердым намерением безропотно подчиняться воле Божией, какова бы она ни была, — тогда рассеются пред тобою тучи, и выглянет солнышко, и осветит тебя и согреет, и познаешь ты истинную радость от Господа, и все покажется тебе ясным и прозрачным, и перестанешь ты мучиться, и легко станет тебе на душе»536.

Что касается должности товарища Обер-прокурора, то отец Анатолий сказал: «Коли Царь зовет, значит — зовет Бог. А Господь зовет тех, кто любит Царя, ибо Сам любит Царя и знает, что и ты Царя любишь… Нет греха больше, как противление воле Помазанника Божия… Береги его, ибо им держится земля Русская и вера Православная… Молись за Царя и заслоняй его от недобрых людей, слуг сатанинских… <…> Судьба Царя — судьба России. Радоваться будет Царь, радоваться будет и Россия. Заплачет Царь, заплачет и Россия, а… не будет Царя, не будет и России»537.

Преподобный Анатолий родился в 1855 году в Москве, звали его Александром Алексеевичем Потаповым. Отец его был из мещан и занимался торговлей. Семья была большая и жила по православным обычаям. Александр учился в уездном училище, но уже, кажется, не в Москве, и неизвестно — доучился ли до конца, так как отец его скончался и пришлось его матери и старшим детям поддерживать торговлю «красным товаром» (тканями). Из воспоминаний об