отце Анатолии монахини Домны следует, что перед поступлением в Оптину пустынь Александр жил с матерью в Калуге, где был приказчиком, может быть уже и не в своей лавке. С отрочества имевший теплую веру в Бога, Александр мечтал о монашестве и не раз делал попытки свою мечту осуществить. «Когда я был молод, — вспоминал старец, — я хотел быть монахом, а мать не пустила, не хотела, и я ушел в монастырь тогда, когда она умерла». Он говорил, что «одиннадцать лет жил в мире с матерью после того, как уже твердо решил идти в монастырь. А вот пришло время, и Бог помог осуществить мне мое желание»538.

Ему было тридцать лет, когда он прибыл в Оптину пустынь. 15 февраля 1885 года он стал послушником и был назначен келейником старца Амвросия. Через три года послушник Александр удостоился пострижения в рясофор. Будущий келейник старца Анатолия иеромонах Варнава вспоминал, как он в первое время жизни в обители ходил в скит: «Придешь, бывало, к отцу Амвросию, а отец Анатолий — да как это отворит, да как-то посмотрит, да улыбнется, да обласкает…» (он еще заметил: «А уж как красив был батюшка Анатолий… Ну, прямо как Ангел»). Богомольцы полушутя говорили: «Какой чудесный келейник у отца Амвросия, лучше самого батюшки!»539. После кончины отца Амвросия отец Анатолий стал келейником старца Иосифа. 3 июня 1895 года рясофорный инок Александр был пострижен в мантию с именем Анатолий. 5 июля 1899 года состоялось его рукоположение во иеродиакона. Иеромонахом он стал 27 марта 1906 года. А еще 6 марта указом Калужской Консистории он был назначен духовником сестер Шамординской обители. К этому времени отец Анатолий — уже известный в народе благодатный старец. В его скитскую келию приходило столько народа, что иногда и самому настоятелю обители, архимандриту Ксенофонту, трудно было протиснуться сквозь толпу, чтобы попасть на исповедь к отцу Анатолию. 4 июля 1908 года по благословению настоятеля старец переселился в монастырь, будучи назначенным на место скончавшегося монастырского духовника иеросхимонаха Саввы, жившего в келии при больничной Владимирской церкви. С этого времени отец Анатолий, постоянно пребывая в храме, принимал мирян, — весь день, и даже до полуночи не закрывались церковные двери. Но в этой келии старец прожил лишь три года — она оказалась для него слишком сырой. Он перешел в церковный дом, что напротив храма, и там провел десять лет. Он исповедовал, брал людей к себе в келию для духовной беседы, часто проводил во Владимирской церкви для особенно немощных Таинство Соборования. Он поистине был народным утешителем, да к нему по большей части и шли все простые люди — крестьяне, купцы, мещане… Приходили со своими трудностями, с крайней озабоченностью, иногда в тяжком унынии, а уходили утешенными, укрепленными в вере и надежде, обласканными старческой любовью о Христе.

Когда Великий князь Дмитрий Константинович пожертвовал участок принадлежавшей ему земли близ Петрограда под Шамординское подворье (близ Стрельны), то старец Анатолий, как шамординский духовник, поехал на его закладку. Это было осенью 1916 года. Остановился он в доме купца Михаила Дмитриевича Усова на Гороховой улице, — благочестивый этот купец, благотворитель, часто бывал в Оптиной пустыни. В Петрограде старец не имел ни минуты отдыха… Супруга историка Оптиной пустыни И.М. Концевича Е.Ю. Концевич (племянница С.А. Нилуса) тогда, осенью 1916 года, побывала в доме Усовых вместе со своими братом и сестрой. «Когда мы вошли в дом Усовых, — писала она, — мы увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. Ожидало приема и семейство Волжина — Обер-прокурора Святейшего Синода. В числе ожидающих стоял один еще молодой архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к старцу. Там он оставался довольно долго. Кто-то из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоящих возразил, что старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел — он был неузнаваем: вошел к старцу один человек, а вышел совсем другой! Он был низко согнутый и весь в слезах, — куда девалась гордая осанка! Их тайный разговор одному Богу известен! Вскоре показался сам старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью походил на иконы преподобного Серафима: такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая не передаваемая словами любовь. Нужно видеть, а выразить в словах — нельзя! <…> Члены семьи Усовых стали упрекать сидевшую публику в том, что люди чрезмерно обременяют слабого и болезненного старца. Принимает он людей все ночи напролет. Ноги у него в ранах, страдает он грыжей, он чуть живой»540.

В начале февраля 1917 года Великий князь Дмитрий Константинович снова посетил Оптину и опять с ним приехала княгиня Татьяна Константиновна Багратион-Мухранская, на этот раз со своими детьми. Великий князь пригласил отца Анатолия еще раз приехать в Петроград по делам будущего Шамординского подворья. В конце февраля отец Анатолий поехал, но в это время началась так называемая в истории февральская революция (хаос в Петрограде, а потом и в других городах, цепь бунтов, хулиганских погромов, множество предательских действий по отношению к царской власти со стороны чиновников, военных, членов Думы и так далее), и старец вынужден был остановиться в Москве.

Какое-то время он находился в благочестивой семье Шатровых — Алексея Степановича и Сарры Николаевны, всегда радушно принимавших монахов, и особенно из любимой ими Оптиной пустыни. 27 февраля на улицах Москвы начались беспорядки, послышалась стрельба… Почитатели старца (и его родной брат), собравшиеся в доме Шатровых, с тревогой спрашивали отца Анатолия: что будет? Одна из них, монахиня Варвара, записала сказанные тогда старцем слова: «Будет шторм, и русский корабль будет разбит. Да, это будет, но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. Не все же, не все погибнут». Многие заплакали, но старец сказал, что Бог не оставит уповающих на Него — надо молиться. Еще сказал, что после бури бывает затишье. Кто-то заметил: «Но уж корабля-то нет, разбит! Погиб, погибло все!». Старец ответил: «Не так. Явлено будет великое чудо Божие, да. И все щепки и обломки волею Божией и силой Его соберутся и соединятся, и воссоздастся корабль в своей красе и пойдет своим путем, Богом предназначенным. Так это и будет, явное всем чудо»541.

В Петроград старец уже не поехал, вернулся в Оптину пустынь. А там,