Свобода жила в душе Сократа, в противном случае он не выпил бы предложенный ему настой цикуты с полным равнодушием к своей судьбе.

Один французский дворянин, проведший десяток лет в Бастилии, в своих воспоминаниях отмечал: «Находясь в узилище, я ни одного дня не чувствовал себя пленником, Бастилия была всего лишь клеткой, в которой жила моя свободная душа. Я всегда бы мог покинуть камеру, в которую меня посадили, если бы не чувствовал всей унизительности возможного самоубийства».

Еще Мишель Монтень заметил, что готовность умереть делает человека свободным от всякого рабства.

Готовность умереть.

Раб остается рабом, даже если его сделают вольноотпущенником. Подобно Тримальхиону он будет устраивать пиры для своих бывших господ, но не для бывших собратьев по неволе — общение с ними не для него, он уже избрал свой круг общения и тем самым остался рабом, имеющим всего лишь право идти на все четыре стороны. Но он никуда не пойдет, он будет доживать свою жизнь среди господ, в душе оставаясь все тем же рабом, что жил раньше. По зову души он будет славить тех, кого вчера славил в силу своего духовного ничтожества и страха.

Культ личности нельзя навязать, он обязательно живет в душах тех, кто окружает вождя и заглядывает ему в лицо. Именно они поднимают его на недосягаемую высоту и славят громче всех, и именно они радостно бросаются топтать того, кто не выдержал испытания высотой. Но раб не может долго жить без господина, он вновь и вновь будет создавать себе повелителя и подчиняться тому, кто сильнее.

Мало кто знает, но после Манифеста 1861 года, которым было отменено крепостное право, по России прокатилась волна крестьянских выступлений. Вчерашние крепостные, привыкшие к своему прежнему многовековому существованию, не принимали дарованной свободы, им казалось, что их тем самым лишают прав на поля и луга, остающиеся во владении помещиков. Привыкшие жить под барином, они не представляли себе самостоятельной жизни — она казалась им опасной и полной лишений, поэтому они боролись за свое право оставаться рабами, за привычную им жизнь.

Большинство декабристов, отправляясь на площадь перед Сенатом, не мечтали сбросить самодержавие, они всего лишь хотели договориться с самодержцем о приемлемых правилах политической игры, которая определяла жизнь тогдашней империи.

В восьмидесятые годы, находясь в командировках в Туркмении и Узбекистане, я сам видел, как сгибаются люди в поклонах перед баями от советской власти, как целуют им полу пиджака или край халата.

Вирус рабства продолжает дремать в любом — даже самом демократическом — обществе. Достаточно небольшого внешнего толчка, чтобы он начал губить человеческие души. В каждом человеке живет выпестованный временем раб, живущий ожиданием возможных неприятностей и боящийся их. Свобода — это стремление загнать раба в подсознание, избавиться от его давления, преодолеть трусость, присущую рабу. Это невозможно сделать никакими указами и декретами, они могут лишь создать внешние предпосылки для внутреннего раскрепощения человека.

Выдавить из себя раба может только сам человек. Или родиться свободным.

Нам подарили не свободу.

Нам подарили возможность безбоязненно чесать языки, обсуждая привычки и поступки сильных мира сего. Раньше это делалось на кухнях, теперь можно говорить везде. Размеры клетки, в которой мы живем, всегда относительны — периметр, в котором мы существуем, ограничен рамками квартиры, города, колючей проволокой зоны, границами страны или атмосферой нашей планеты. Безгранична лишь свобода человеческого духа.

Свобода — это то, что живет внутри человека.

Именно она рождает в человеке желание видеть звезды, а не их отражения в грязной луже. Поднять глаза от земли и увидеть окружающий мир — вот принцип свободного человека. Перед этим желанием бессильны тюрьмы и казематы, перед этим желанием пасуют тираны. Свобода, живущая в человеке, перекраивает империи, рушит тирании, преодолевает океанские пространства и межзвездные пространства. Просыпаясь в человеке, она дает ему силы творить. Свобода — это цена победы, которую мы одерживаем над собой и над окружающим нас миром.

Представьте себе.

Мрачная крепость среди скал.

Башня, в которой отец и сын.

Два пленника безжалостного царя, обрученные кольцом башни со смертью.

Башню тюрьмы облюбовали чайки и бакланы. Им легко пуститься в стремительный полет с отвесных и безнадежных каменных стен.

Пронзительные крики птиц заставляют задохнуться от безысходности.

Старший пленник собирает пух и перья птиц. Каждый день он делает это и ничего не говорит сыну, чтобы не впускать в юную душу преждевременную надежду.

Башня.

Скалы.

Пустынный морской простор. Меняющиеся стражи.

День за днем все повторяется, как повторяются полеты стремительных и свободных птиц. Птице для неволи нужна клетка. Человеку достаточно запертой и охраняемой башни — он не умеет летать.

— Кто знает, мой сын, — задумчиво жует сухие губы старик. — Разве существует преграда для человеческого духа? Нас попытались сделать рабами, но разве мы похожи на рабов? Мы — пленники, а не рабы. Знаешь, какая разница между пленником и рабом?

Сын пожимает плечами, тоскливо и задумчиво разглядывая морской простор.

— Пленники умирают свободными людьми, — говорит старый узник. — Рабы остаются рабами, даже обретая свободу.

— Слова, — грустно говорит сын, упираясь горячим лбом в холодный камень стены.

Но время идет, и сроки исполняются.

Отец протягивает сыну два огромных крыла, искусно изготовленных из птичьего пуха и перьев.

— Тебе пора, — говорит он. — Пора обрести свободу.

— Но эти крылья не выдержат меня, — пугается молодой узник. — Я упаду на камни и разобьюсь.

— И все равно ты умрешь свободным, — говорит отец. — Мне не хватило времени для изготовления второй пары крыльев, но это совсем не важно. Важно, что ты обретешь свободу, даже если расчеты неверны и ты упадешь на скалы.

— Но для этого не нужно крыльев, — сомневается молодой узник. — Достаточно шагнуть в это окно.

— Тогда решат, что ты сошел с ума от отчаяния, — объясняет старик. — Увидев крылья, царь поймет, что ты принял смерть в надежде.

— Прощай, отец! — говорит юноша, закрепляя крылья на плечах.

— Прощай, — говорит старик, помогая ему.

Трудно сделать шаг, если перед тобою бездна. Но еще труднее согласиться с тем, что ты раб. Только обретая уверенность в полете, можно почувствовать себя свободным. Свобода — это возможность ощутить бесконечность небес.

— Ты летишь, Икар! — слышен радостный крик из окна.

— Я лечу! — счастливо отвечает с небес Икар, неуклюжими и пока еще неуверенными взмахами набирая высоту.