Однако, за все время она так ни с кем не подружилась. Хотя желающих было немало – как среди однокурсниц, так и среди однокурсников. Но Настя, хоть и старалась держаться со всеми приветливо, ни разу не посетила пирушки в общежитии, происходившие еженедельно по поводу и без такового. Придя однажды на студенческую дискотеку, она молча постояла в углу, отказала пригласившему ее на танец студенту, а когда тот стал приставать с уговорами, сослалась на головную боль и ушла. Зато во время поездки в лес набрала больше всех грибов, чем прославила свою группу – об этом даже в вузовской газете написали. И поместили ее фотографию с охапкой опят. А вечером устроила Наталье с сыном роскошный ужин из жареной картошки с дарами леса, приготовленными в сметане.

Особенно много Настя занималась перед сессией. Весь декабрь она буквально не поднимала головы от книг и все зачеты посдавала досрочно, ведь ей караул была нужна повышенная стипендия. С трудом уговорили ее однокурсники на совместную встречу Нового года, поскольку буквально через три дня после него предстоял экзамен по математическому анализу, которого девушка боялась больше всего.

Во время новогоднего застолья к ней подсел самый симпатичный парень их группы Толик Прокопенко, похожий на артиста Харатьяна, – по нему сохли многие однокурсницы. При этом, он никому не отказывал – его любимая фраза была «Хочешь? Давай!». Из-за чего не раз между поклонницами любвеобильного студента вспыхивали сцены ревности.

– Вот я смотрю на тебя, – обратился к ней Толик, пытаясь приобнять, – и не пойму: то ли ты больная, то ли у тебя горе неутешное. Сколько учимся, я ни разу не увидел твоей улыбки. Ты поделись, облегчи душу, а я тебя пожалею, приласкаю. Хочешь? Давай!

– Так ты, оказывается, пастырь? – усмехнулась Настя, отодвигаясь. – Не напрягайся, со мной все в порядке. Просто у меня нет богатенького папы-адвоката, вот мне и приходится много заниматься, чтобы стипендию получить.

– А у тебя что – предков нет? Поумирали? Или ты детдомовская?

– А вот это тебя не касается. – Настя сердито встала и пересела на край стола. Но Толик не унялся: взял стул и принялся моститься рядом.

– Хочешь, чтоб я ушла? – поднялась Настя.

– Эй, Толян, оставь девчонку в покое, – крикнул староста группы Володя Неделько. – Эта девочка не для тебя.

– А для кого: для тебя? – не унимался тот.

– Настя, иди сюда, – позвали, сидевшие тесной группой девчата. Они раздвинулись, освобождая ей место, и Настя, наконец, смогла спокойно поесть. Отзвенели куранты, все чокнулись, потом отодвинули к стенке столы и начались танцы. Наверно, я, действительно, не от мира сего, думала Настя, танцуя с Володей. Почему мне так неприятно чувствовать его руки на талии, его объятья? Ведь славный парень. Вон как Люся Семенова по нему умирает. Но зачем он так прижимает меня к себе? Ох, все, больше не могу.

– Извини, Володя, – остановилась она, – мне надо выйти на воздух. Здесь так душно.

– Одну не пущу, – заявил староста, – там под общежитием такая гульба, тебе покоя не дадут.

– Тогда проводи меня домой.

– А чего так рано? Только час ночи. Побудь еще, а то ты все дичком да дичком. Жареный гусь будет, девчата постарались.

– Не хочу. Понимаешь, не могу долго сидеть за столом – я изнемогаю. Знаешь, я пойду потихоньку.

– Ну, хорошо, я тебя провожу.

– Можно спросить у тебя одну вещь? – стеснительно произнес он, когда они уже стояли у подъезда Настиного дома.

– Спрашивай. – Насте не терпелось поскорее уйти, ей совсем не хотелось никаких объяснений и поцелуев. А по всему было видно, что именно это у него на уме.

– У тебя есть кто-нибудь? – Он поковырял снег ботинком, не глядя на нее, и достал сигарету. – Ну, в общем, ты понимаешь, о чем я?

– Это тайна, – помолчав, ответила Настя.

– А почему такая таинственность. Мы же взрослые люди. Если есть, так и скажи.

– И есть, и нет.

– Как это?

– Ладно, скажу. Я очень люблю одного человека, но его здесь нет. Я даже не знаю, где он и встретимся ли мы когда-нибудь. Но это не имеет значения.

– А он тебя?

– Это никого не касается. Володя, ты очень хороший, лучше всех на курсе. Но у нас с тобой ничего не будет. Кстати, тебя очень любит одна девушка из параллельной группы, она со мной делилась.

– Да знаю я, о ком ты. Семенова, да? Уже всему курсу растрепалась. – Он досадливо сплюнул. – Терпеть не могу приставучих.

– Вот и я тоже, – засмеялась Настя, скрываясь за дверью.

Сразу после Нового года началась зимняя сессия. Первым экзаменом был матанализ. Принимал его новый преподаватель, заменявший последнее время заболевшего лектора. Накануне экзамена к Насте подошел староста.

– Ты будешь деньги сдавать? – не глядя на нее, спросил он.

– Какие деньги? – не поняла Настя.

– Какие, какие! Не строй из себя дурочку. Чтобы гарантированно сдать. Наши почти все согласны.

– Володя, да ты что! А если Воронов узнает?

– Не узнает – если никто не проболтается. Так ты будешь сдавать или нет?

– Нет.

– Дело хозяйское. Только потом не жалуйся. Хотя ты, может, и сама сдашь, а мне край нужна стипендия. – И он повернулся, собираясь уходить.

– Постой, – остановила она его. – Вам это сам преподаватель предложил – насчет денег?

– А тебе оно надо? Не хочешь сдавать, иди гуляй. У него двойня на неделе родилась, и жена студентка. А зарплата – кот наплакал, он ведь даже без степени. Думаешь, при таких доходах он откажется от денег? Подпрыгнет от радости. И заваливать никого не станет.

– Так, может, просто собрать деньги и поздравить с рождением малышей? Я согласна.

– Да кому это нужно? Сам должен понять, за что дают. А так – скажет спасибо, и все.

– А если не возьмет? Откуда вы знаете, что возьмет? Ты что – сам будешь ему эти деньги отдавать? А если он сообщит, куда следует? Тебя же будут судить за взятку.

– Нет, Настя, ты, определенно, не от мира сего, – пожал плечами староста. – Все берут в этой стране. Запомни: дают – бери, а бьют – беги. Ладно, ступай, только держи язык за зубами.

– Нет, погоди. Ты не ответил: он сам предложил или это ваша инициатива? Вы хоть понимаете, куда можете вляпаться?

– Ну, беги, доноси. Только подумай, как после этого будешь здесь учиться. Я догадывался, что у тебя не все дома, но не думал, что до такой степени.

Не все дома! От этих злобных слов у Насти потемнело в глазах. Да, у нее не все дома. Вообще никого дома нет. Боже, как больно! Она молча отвернулась и, как неживая, медленно стала спускаться по лестнице. На нижней ступеньке ее перехватила Надежда Васильевна:

– Настенька, вот хорошо, что я тебя увидела. Есть разговор. Постой, да ты никак плачешь? Что случилось?