– А вдруг он не захочет ждать?

– Делай, как знаешь, тебе решать. Только смотри, чтоб не получилось, как с твоей мамой. Выскочишь, а там один ребенок, второй – и прощай учеба.

– Нет, что ты! Пока не окончу институт, никаких детей.

– Ага, так они тебя и будут спрашивать. Сами появятся, оглянуться не успеешь.

– Не появятся, – засмеялась Наташка, – я способ знаю. Ну а ты как? Что-нибудь о нем слышно?

– Ничего. Бросил институт и пропал. Ни одной весточки. Его мать с теткой совсем без денег остались.

– А чего вы тогда разбежались? Поругались? Ведь все у вас было хорошо, я же помню.

Настя молчала. Наталья, не дождавшись ответа, кивнула: – Понятно. Вообще-то я догадываюсь, в чем дело. Ладно, не хочешь, не говори. У моего братика сейчас связи в Москве завелись. Такой видный стал, девки пачками вешаются. Одна москвичка, дочка академика, по нему прямо умирает. Но он пока держится, не поддается. По-моему, он по-прежнему по тебе сохнет. Может, пожалеешь парня? Мы бы с тобой родственницами стали.

– Слушай, бросай эти разговоры. Наташа, я вечером уезжаю. Ты не забывай меня, будем созваниваться. Надумаешь замуж, на свадьбу приеду, чего бы мне это ни стоило.

Они расцеловались, и Наталья уехала. А Настя принялась в дом собирать вещи. Но едва открыла чемодан, как заиграл сотовый. Оказалось, это отец.

– Настенька, ты где?

– Я у бабушки. Приехала на дедушкины похороны.

– Артур Манукович умер? Как жаль! Такой хороший человек был. Передай бабушке мое сочувствие. Так ты, значит, приехала. А о маме что-нибудь знаешь?

– Знаю. – И Настя рассказала о посещении монастыря. Он долго молчал, потом спросил:

– Увидеть тебя можно?

– Ну, в общем, да. – Насте очень хотелось отказаться под благовидным предлогом, но памятные слова священника и матери не позволили сделать это.

– Доченька, приезжай ко мне. Ляля уехала к больному отцу, мы с Валериком одни. Приедешь? Я не могу надолго из дому уходить.

– Уехала? Как же она такого маленького оставила?

– У отца инсульт. Он в больнице, в коме. Вот она и сорвалась. Ничего, нам на молочной кухне смеси дают, я справляюсь. Твой брат очень спокойный мальчик.

– Хорошо, говори адрес. – Настя сама себе удивилась. Ведь собиралась не иметь с ними никаких контактов. Ладно, подумала она, посмотрю и уйду. Зато совесть будет чиста, отца не обижу, ведь это грех, как говорили мама и тот священник.

С сильно бьющимся сердцем Настя поднималась в лифте на восьмой этаж новостройки. Едва вышла на лестничную площадку, как улыбающийся отец широко открыл дверь, приглашая войти. И Настя вошла. Так вот где теперь живет мой папа, думала она, во все глаза рассматривая большую светлую комнату, обставленную новой, тоже светлой мебелью. Да, это не наша старая квартира. Какие окна, двери, люстра. Картины на стенах. Наверно, это у них гостиная. Откуда-то прозвучал детский голосок, и отец быстро скрылся в другой комнате. Вот он вышел, держа на руках светловолосого малыша. Настя всмотрелась в личико полугодовалого брата – и обмерла. Она хорошо помнила детские фотографии отца в семейном альбоме. Малыш был его точной копией.

– Похож на меня? – Отец выжидающе взглянул на нее. В его взгляде читались страх и надежда на понимание и милосердие.

– Клон! – Настя взяла себя в руки и попыталась улыбнуться. – Один к одному!

В это время затрезвонила трубка переносного телефона, лежавшая около телевизора. – Подержи его, – попросил отец, передавая Насте малыша, – он контактный парень и чужих не боится. – И поспешно удалился с трубкой в другую комнату.

Действительно, мальчик спокойно отнесся к чужой тете: уставился на нее большими серыми глазами, опушенными темными отцовскими ресницами. Настя пощекотала его под пухлым подбородком, – в ответ малыш радостно заулыбался беззубым ртом и, взмахнув ручонками, попытался сделать тете ладушки. Крепко прижав тяжеленького малыша к себе, Настя опустилась на диван и прислушалась к отцовскому голосу. Его униженный тон и подобострастие поразили ее. Никогда отец так не разговаривал с матерью.

– Да, Лялечка, конечно, ласточка моя, все сделаю, – ворковал он. – С Валериком все хорошо, здоров, няня каждый день приходит. Птичка моя, когда же я увижу тебя? Ну, хорошо, хорошо, я потерплю, ты только не забывай своего папочку. Целую тебя везде-везде! – Отец увлекся и говорил в полный голос, забыв, что дочь рядом.

Интересно, скажет он, что я здесь? – подумала Настя. Нет, не скажет, побоится расстроить свою ненаглядную Лялечку. И ей вдруг стало так тошно, что она быстро посадила малыша в кроватку и ринулась в прихожую. На отчаянный рев мальчика в комнату поспешно вернулся отец.

– Уже уходишь? – Он взял малыша на руки и вышел за ней следом. – А чего так быстро? Посидела бы, чайку попила. – Сквозь внешнее радушие слов проскальзывали нотки облегчения, и Настя, натягивая сапоги, поняла, что он рад ее скорому уходу больше, чем приходу. Наскоро поцеловав отца в щеку, она простилась и захлопнула за собой дверь.

Не нужна, думала она, медленно бредя по заснеженным улицам родного города. Не нужна ни ему, ни маме. А ведь пару лет назад нельзя было и подумать, что такое возможно. Нет, неправда, уже тогда была между ними какая-то трещина, но она, Настя, занятая своими переживаниями, не обращала на это внимания. И вот теперь она не нужна никому на свете. Даже Наташке. Как ревела она прошлым летом на вокзале и как легко простилась со мной нынче.

Куда теперь? Поезд уходит поздно вечером. Может, пойти домой, взять у жильцов деньги за этот месяц, чтобы они не посылали их переводом? И Настя направилась на автобус. Но едва она вышла на своей остановке, как душевная боль снова пронзила ее. Вот улица, по которой они с Наташкой бегали в лицей. И институт совсем близко. А там, через два квартала, бывший дом Вадима. Совсем рядом их старый парк – там скамейка, где они с Вадимом любили сидеть, тесно прижавшись друг к другу. Как счастлива она была тогда! Куда все это ушло?

Но надо же идти дальше, – сколько можно стоять столбом посреди улицы? С трудом переставляя непослушные ноги, она направилась к дому. Но чем ближе она подходила к знакомому двору, тем труднее было идти. Несколько раз пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Большой черный пес выскочил из знакомых ворот и с радостным лаем понесся ей навстречу. Черныш! Самая крупная псина из дворовой стаи, которую они с бабушкой Зарой подкармливали когда-то. Не забыл ее лохматый друг. Она остановилась, достала из сумки бутерброд и отломила половину. Черныш выхватил угощение прямо из рук и, не жуя, проглотил. Она отдала ему остаток бутерброда и направилась к воротам. Но, не дойдя до них, остановилась. Она ясно почувствовала, что не сможет войти в свою квартиру, у нее не хватит духу даже зайти в подъезд. И, глотая слезы, почти бегом устремилась прочь.

Она долго ходила по улицам, пока не замерзла окончательно. Время тянулось медленно, до поезда оставалось несколько часов. Надо пообедать, подумала Настя, но вспомнив о нынешних ценах на самые незатейливые кушанья, отказалась от посещения кафе. Поеду к Наташке, наконец, надумала она, Белла Викторовна меня обязательно накормит, и отогреюсь у них.