Настя затрясла головой, стараясь не разрыдаться.

– Ну-ка, пойдем ко мне. Нет, нет, ты должна все рассказать. Я тебя в таком состоянии никуда не отпущу. Идем, идем!

Она завела Настю в пустую аспирантскую, заперла дверь и налила воды из графина.

– Пей, она свежая. А теперь выкладывай, что стряслось. Чем тебя этот тип расстроил?

– Не могу, он меня ябедой будет считать. И всех против меня настроит. Но это такой ужас!

– Умеет считать, пусть считает хоть до ста. Давай, говори. Я нюхом чую, что он тебя в какую-то авантюру хотел втянуть. Обещаю, что если за этим никакое свинство не кроется, если это любовные дела, вмешиваться не буду. Но если связано с учебным процессом, не молчи – у Воронова и так неприятностей хватает.

И Настя все рассказала. Выслушав ее, доцент помрачнела:

– Вот урод! У мужика, может, и в мыслях не было, так ведь сами человека портят. Ладно, не переживай, я разрулю эту ситуацию. Все будет в порядке. Иди, готовься к экзамену. А с вашим старостой веди себя как обычно. Ничего, после сессии он больше старостой не будет.

– Неужели правда, что все преподаватели берут? – немного успокоившись, спросила Настя.

– Что значит – все? Как ты думаешь, я беру? Здесь больше слухов, чем правды. Одно знаю точно: сдают экзамены за деньги только лодыри. Тех, кто знает предмет, никто специально валить не станет. А к вам на матанализ я ассистентом попрошусь, вроде меня ректор назначил. Как раз вчера на Ученом совете он потребовал, чтоб на всех экзаменах сидели ассистенты. Посижу, послушаю.

Стоя под дверью аудитории, где проходил экзамен, Настя страшно волновалась. А вдруг Неделько с этим новым преподавателем в приятельских отношениях, думала она. А вдруг Надежда Васильевна не сможет прийти на экзамен? Тогда он меня точно завалит. Она всю ночь перед экзаменом не сомкнула глаз, все повторяла и повторяла вызубренный материал. Задремала, когда уже начало светать, и чуть не опоздала к началу экзамена. Прибежала, когда первую пятерку студентов запустили в аудиторию. Остальные толпились под дверью, время от времени заглядывая в щелку, – пытались узнать, какие билеты уже вытянули. Настя тоже заглянула и сразу увидела за столом рядом с экзаменатором Надежду Васильевну.

– Твоя работа? – услышала она за спиной голос Неделько. – Всех подставила. И как ты теперь будешь смотреть нам в глаза, если она нас завалит?

– Конечно, моя, – не моргнув глазом, усмехнулась Настя. Она вдруг так разозлилась, что ей стало все безразлично. – Это я к нам ее ассистентом назначила. Бедненький, ты же все выучил, а она тебя сейчас как завалит, как завалит!

И не дожидаясь ответа, отошла к окну. Достала конспект, но открыть не успела: выглянувший экзаменатор пригласил на экзамен еще троих студентов. Среди них прозвучала и ее фамилия.

Билет ей достался очень легкий, поэтому она вызвалась отвечать раньше, чем подошла ее очередь. Экзаменатор не стал выслушивать до конца даже первый вопрос – быстро просмотрел решение задачи, сказал «достаточно» и поставил в зачетку «отлично». Надежда Васильевна слушала внимательно, но тоже не задала ни одного вопроса, Настя даже пожалела об этом. Лучше бы они меня погоняли подольше, думала она, покидая аудиторию, теперь Неделько точно всем натреплется, что я хожу в любимчиках. Хоть бы он сдал, иначе мне житья в группе не будет.

Но ее надеждам не суждено было сбыться: из всей группы только она да еще Ирочка Бельченко сдали оба экзамена – остальные мат-анализ дружно завалили. И немудрено, ведь почти все они жили в общежитии, а там каждый вечер гремела музыка. Не зря же их общежитие называли «праздник, который всегда с тобой».

Настя думала, что теперь все отвернутся от нее, но этого не случилось, – к ней относились, как прежде, вежливо, но без особой приязни. Оставшийся без стипендии Неделько вскоре перешел на заочное отделение. По слухам, там он женился на старшекурснице и получил питерскую прописку, о которой страстно мечтал. Остальные неудачники занимались все зимние каникулы и, в конце концов, кое-как экзамен пересдали.

На зимних каникулах Настя хотела навестить бабушку с дедушкой, здоровье которого сильно пошатнулось. Утром она собралась за билетом на поезд, как вдруг зазвонил ее сотовый. Звонила мать.

– Доченька, – задохнувшись от волнения, услышала Настя родной голос, – если хочешь, приезжай ко мне. Я живу очень хорошо, всем довольна, мне ничего не нужно. Вот только с тобой повидаться сильно хочется. – И мать назвала адрес крупного женского монастыря на Дону, расположенного недалеко от их родного города.

– Мама, ты теперь монашка? – не поверила своим ушам Настя. – Ты же никогда не верила в Бога!

– Жизнь вразумила, слава Господу! Приедешь? Здесь есть где остановиться.

– Мамочка, конечно! Мамочка, как соскучилась по тебе, – заплакала Настя. – Мамочка, миленькая, родненькая, возвращайся! Я всегда буду с тобой, все брошу, мне ничего не нужно! Только возвращайся! Я не могу больше одна, не могу без тебя!

– Нет, Настенька, не вернусь, не проси. Мне здесь так хорошо! Я счастлива, мне здесь не больно жить. Меня все любят, и я всех люблю. Я простила и Олега, и его новую жену. Дай Бог им счастья! Ты уже большая девочка, ты сильная, ты справишься. Одно хочу: тебя обнять. Приедешь?

– Конечно! Завтра же выезжаю. А бабушка знает, где ты?

– Уже знает. Только она не может пока приехать – отец болеет. Буду молиться за него. Бог милостив. Ну, все, Настенька, не могу больше говорить. Жду тебя.

И она отключилась. Но номер ее сотового у Насти остался. Испытывая сложное чувство смятения и облегчения, она позвонила бабушке. Та сквозь слезы сказала, что дедушка очень плох, у него инсульт, и связь оборвалась. И сколько Настя потом ни звонила, трубку никто не взял.

В поезде, уносившем ее к родным местам, Настя неотрывно думала о маме и все никак не могла представить ее в образе монашки. Она не помнила, чтобы мать посещала церковь или интересовалась религией, как, впрочем, и всякими суевериями, – считала все это полной чушью. И вот теперь ее мать – монашка. Непостижимо.

Она хотела сначала заехать к бабушке, но потом передумала – села на нужную электричку, удобно подошедшую к перрону, а затем пересела на автобус, подвезший ее прямо к монастырю. Свою маму Настя узнала не сразу. Перед ней стояла худая женщина в черном – даже ростом она казалась выше ее мамы. Чертами лица была похожа на мать – но это была не она. В худом темном лице, иссушенном каким-то внутренним пламенем, не было радостного интереса к жизни, так присущего прежней Галчонку.

– Мамочка! – только и смогла произнести Настя. Мать молча обняла ее, потом взяла за руку и повела за собой. Они вошли в невысокое здание и сели на скамью.

– Расскажи о себе, – попросила мать. – Как живешь, как учеба. Не обижает тебя Наталья? Денег хватает? Уж больно ты худенькая.