* * *

Тангейзер ударил лошадь и поехал через холмы настолько быстро, насколько осмелился. Он поднялся по склону Коррадино, объехал шатер Аббаса и обнаружил Орланду сгребающим конский навоз в тележку. Орланду отставил в сторону лопату, когда Тангейзер спешился.

— Некоторое время мы с тобой не увидимся, — сказал Тангейзер.

Мальчик мгновенно упал духом, но все-таки гордо расправил худые плечи.

— Ты останешься в окружении генерала Аббаса. Он мудрый и справедливый, он проследит, чтобы тебе не причинили вреда. Ничего не рассказывай ему о нашей с тобой дружбе. Если придется, скажи ему то же, что сказал я: ты проявил ко мне сострадание, когда я оказался в плену в форте Сент-Эльмо. Я умирал от жажды, а ты принес мне воды в кожаной фляге. Больше ничего. Выкупив тебя у алжирцев, я просто отплатил услугой за услугу, как того требует Аллах. Ты меня понимаешь?

Орланду кивнул.

— Кожаная фляга.

— Помни, ты теперь мужчина, к тому же мальтиец, а я не знаю народа более храброго. Поэтому, как писал святой Павел, ты должен оставить детские привычки. Работай с упорством, молись горячо, учи их язык. Ты пережил плен у Сали Али, так что теперь тебе покажется, будто ты живешь как князь.

Он подошел на шаг и остановился, упершись руками в бока.

— А теперь слушай меня внимательно, Орланду. Если Мальта падет, я вдруг не вернусь, а Аббас отправится обратно в Старый Стамбул — рано или поздно он отправится, — ты должен будешь поехать с ним.

Орланду заморгал.

— За море?

— Считай, это ради твоего образования, именно так оно и будет. Теперь поклянись мне, что ты так и сделаешь. Слезами Пресвятой Богородицы.

— Клянусь тебе слезами Пресвятой Богородицы.

— Отлично. Пока ты остаешься с Аббасом, я смогу тебя отыскать, пусть даже пройдут месяцы или годы.

Принять это было нелегко, но Орланду подавил свой страх и не стал протестовать.

— Ты ведь веришь в меня? — настойчиво поинтересовался Тангейзер.

— Вера в тебя — единственное, от чего мне не придется отказываться, — ответил мальчик.

При этих словах Тангейзер едва не дрогнул, но тоже сумел подавить чувства и ограничился сдержанным кивком одобрения. Он стянул с пальца тяжелое золотое кольцо и втиснул в ладонь Орланду.

— Сохрани это на память о нашей дружбе. Пока оно у тебя, тебе не грозят неприятности. — Это, конечно, была полная чепуха, но Орланду смотрел на кольцо, будто перед ним оказался Священный Грааль, и Тангейзер знал: оно придаст мальчику сил в тех испытаниях, какие ждут его впереди. — Следи, чтобы никто не увидел его, иначе тебе придется отстаивать его с риском для жизни. Спрячь его у себя в заду.

— В заду? — изумился Орланду.

— Я знавал людей, которые прятали там ножи, не говоря уже о бесчисленном множестве контрабандных вещей. Если Аббас вдруг решит бросить тебя или продать, покажи ему кольцо, только ему одному. Скажи ему, это залог от меня — он узнает кольцо — и я прошу беречь его, пока я не вернусь.

Орланду закивал.

— А куда ты отправляешься?

— Тебе, как и Аббасу, лучше думать, что я отправился в Триполи.

Орланду повернул голову на звук грохочущих с другой стороны залива пушек. Потом посмотрел на Тангейзера; тот видел, что Орланду с трудом удерживается от просьбы взять его с собой. К его чести, Орланду промолчал, и Тангейзер почувствовал себя увереннее.

— Теперь обними меня, — сказал он. — И давай пожелаем друг другу удачи, пока не встретимся снова.

Он раскинул в стороны руки, а мальчик, потому что на самом деле он все-таки был еще ребенок, уткнулся лицом в грудь Тангейзеру и крепко прижался к нему. Тангейзер обнял Орланду за плечи, которые на миг показались ему болезненно хрупкими в собственных огромных, покрытых веснушками руках. Может быть, все-таки взять его с собой? Ответ рассудка был однозначен. Орланду будет в безопасности, пока остается с Аббасом бен-Мюрадом. Орланду с большой неохотой отпустил его — сказать по правде, в этом он был не одинок. Но Тангейзер оттолкнул его и повернулся к лошади. Он сел верхом, кивнул несчастному Орланду, а затем уехал прочь.

* * *

На границе лагеря, где располагались шатры командования, он проехал мимо отряда мушкетеров, но никто его не остановил. Он спустился по западному склону Коррадино, выехал на широкую плоскую равнину Марса, трусцой проехал на юг через базар, где купил полмешочка кофе, который засунул в одну из своих сумок. Закинул горстку зерен в рот, прожевал… Кофейная горечь помогла ему собраться с силами. Он проехал погруженный в жуткую тишину солдатский лагерь. Почти все способные драться воины были брошены в атаку, а те низшие чины, которых оставили ремонтировать бараки, в лучшем случае удостаивали Тангейзера мрачным взглядом.

За пределами лагеря разместился турецкий полевой госпиталь — изначально он, из соображений санитарии, был размещен на приличном расстоянии, но теперь он разросся и все больше приближался к лагерю, словно лужа, текущая из громадного ядовитого болота. Это было примитивнейшее скопление драных холщовых навесов, под которыми лежало огромное множество несчастных, страдающих кровавым поносом. Отравленные колодцы выполнили возложенную на них зловещую задачу, а губительные испарения от бесчисленных куч отбросов сделали все остальное. Вместе с больными холерой под навесами лежали многочисленные раненые, которые тоже быстро подхватывали заразу. На сотню больных приходилось по одному санитару: апатичные, деморализованные, они таскались через эту мерзость запустения, чем-то напоминая земледельцев, бродящих по уничтоженному болезнью полю. Невнятное бормотание страдальцев, их стоны и молитвы, их просьбы о воде, о милосердии, об избавлении от мук сливались в хорал отчаяния, пронзающий Тангейзера до глубины души. Он закрыл рот и ноздри полой кафтана и прошептал слова благословения Аббасу за то, что тот избавил его от подобной участи. Тангейзер постарался покинуть этот океан ужаса как можно скорее.

Внешняя граница растянутого лагеря охранялась дюжиной верховых, ездивших парами. Тангейзер направился к ближайшей к нему паре, величественно кивнул, не снижая скорости, рассчитывая снова — и с тем же желанным результатом, — что его ошеломляюще великолепный наряд избавит его от досадных задержек. Оказавшись на свободе и уехав из поля зрения часовых, он повернул прямо на запад и пустил лошадь быстрым шагом, оставив несмолкающий шум битвы позади.

* * *

Постовые де Луньи захватили его на открытом месте, у начала каменистого подъема к городу Мдине. Они взяли его в грозное кольцо, подъехав на своих зубастых боевых конях, лузитанских и андалузских, скрещенных ради большого размера со шведскими горячими скакунами. Забрала рыцарей были опущены, кровь в них бурлила, и, если бы не строгий приказ доставлять всех пленников в город для допроса, они с радостью снесли бы ему голову прямо на месте. Они отпускали скабрезные шутки по поводу его кафтана, который, кажется, показался им женским платьем. Несмотря на шутки, никто не смеялся, хотя Тангейзер предпочел бы услышать смех, который мог бы разрядить мрачную атмосферу. В конце концов, за отрезанную голову турка их в худшем случае мягко пожурят: заточенным в Мдине, далеко от неукротимой резни, которой они горячо желали, им нечем было больше поживиться.