– Не было, – беззлобно отмахнулся Арсений и, положив руки на мою талию, втянул меня обратно в комнату. – Осторожно, не упади. И не пугайся. Никуда Корпус не делся, на самом деле. Просто он теперь, как бы сказать, немножко автономный.

– Это как? – совершенно искренне удивилась я. – Как можно быть автономным наполовину? Как дворовый пес, который думает, что свободен только потому, что его сегодня с утра забыли посадить на цепь?

Полина Ивановна хрипло захохотала. Нет, всё-таки Северов в чём-то был прав, когда уверял меня, что она ведьма.

– Милое сравнение. И в чём-то даже верное, – выдавила она сквозь смех.

– Неверное, – Арсений тряхнул головой и вытащил из горшка с кактусом окурки, затем выбросил их на улицу и с мрачным видом закрыл окно. – Но после случившегося в Кирсе поток беженцев усилился в разы, и места в посёлке стало не хватать. Да и глупо это. Проще отсюда убрать тех, кто против нас, чем устраивать проверки там. Да и твои… родители, – короткий, немного испуганный взгляд на меня, – любезно согласились накрыть весь Корпус защитным щитом.

– Согласились они… – проворчала тётя Поля, а я произнесла раньше, чем успела подумать:

– В обмен на что-то?

И едва не застонала, когда Арсений болезненно сморщился и отвёл глаза. Да что со мной не так? Почему я раз за разом причиняю боль тому единственному, кто ни разу не отвернулся, не дал ни одного повода не доверять. Я вдруг вспомнила о четвёртом правиле взаимоотношений, с которым меня когда-то познакомил Северов. Учись доверять своему мужчине. Я научусь.

– Прости, – я обняла парня и почувствовала, как быстро колотится его сердце. Переживал, что не поверю? Что снова начну обвинять неизвестно в чём? Какая же я всё-таки эгоистичная свинья.

Полина Ивановна, деликатно кашлянув, потянулась к карману за пачкой сигарет, Лёшка же, наоборот, смотрела на нас, открыв рот. И меня ничуть не волновало, что мы были не одни. Ни капли смущения. Никакой неуверенности. И если бы прямо сейчас я выяснила, что мы стоим посреди Облезлой площади, и к нам приковано внимание всех местных самоубийц, я всё равно сделала бы это.

– Я люблю тебя. Ты же знаешь, – произнесла негромко, снизу вверх заглядывая в родное лицо.

– Знаю, – он широко улыбнулся, сжимая меня в объятиях. – Скажи ещё раз.

– Люблю, – я потянулась за поцелуем, остро сожалея о том, что мы не наедине, что здесь тётя Поля, и Лёшка, и сто тысяч проблем, и двери, скрипнувшие несмазанными петлями, и посторонний мужской голос:

– Мило. Кто-то собирался ставить нас в известность о том, что девочка очнулась?

Я оглянулась на вошедшего, раздосадованная тем, что нам помешали. Откровенно говоря, я ожидала увидеть недобитого Северовым генерала. Не знаю, почему. Наверное, это можно назвать предчувствием. Которое, как выяснилось, оказалось ошибочным, потому что в дверях, гневно хмурясь, стоял высокий – выше Арсения – мужчина. В простом чёрном свитере грубой вязки, в голубых джинсах, тёмные очки небрежно подняты на высокий лоб. Так и не скажешь, что это, если верить увиденному когда-то портрету, и есть их инопланетянское величество. Вот только гневно сведённые над переносицей брови да недовольно поджатые губы выдавали человека, который не привык сталкиваться с неподчинением. И глаза, синие-синие, которые сейчас цепко всматривались в меня, прожигая до самого нутра.

– Значит, вот ты какая, – произнёс он и вдруг улыбнулся. Тепло, солнечно. Такая улыбка всегда вызывает ответную реакцию у собеседника. Почти всегда.

– Иди-ка сюда, девочка.

Он нетерпеливо поманил меня пальцем, но я и не думала улыбаться, тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, и решительно отказалась:

– Нет.

Мужчина нахмурился, и Северов крепче прижал меня к себе. И от этого по телу разлилось приятное тепло. Вот она, та поддержка, та нерушимая скала, которой мне не хватало всю жизнь.

За спиной грозного мужчины мелькнула светловолосая макушка, и на порог нашей комнаты шагнула женщина. Маленькая, даже миниатюрная, в лёгком сером пальто до колен, в полусапожках, с маленькой чёрной сумочкой в руках. Она выглядела так, словно только что вышла из машины времени, перенесшись сюда из позапрошлого века. Немного растерянная, любопытная, удивлённая. И совершенно точно не от мира сего.

– Русь, мне холодно даже в пальто. Так что либо выключи холодильник, либо я включу свой. И мы с тобой знаем, кто в этой ситуации переедет жить на кушетку, – незнакомка мягко улыбнулась и постучала наманикюренными ноготками по предплечью мужчины.

– Малыш, – зашептал он, преданно заглядывая в лицо своей миниатюрной спутнице, напрочь забыв об образе грозного правителя, – Но я же ведь только спросил!

И уже в следующий миг, коротко вскрикнув, Полина Ивановна начала заваливаться вперёд и, если бы не подскочивший Север, выпала бы из кресла и разбилась о пол.

Сначала игроки собираются вместе, выбирают того, кто будет водой. Потом все убегают, кроме самого водящего, и прячутся в различных местах. Водящий же, тем временем, должен считать до определённой цифры (от десяти и больше), закрыв глаза и прижавшись лицом к чему-либо (дерево, стена и т. п.), а затем искать всех спрятавшихся. Тот, кого водящий нашёл первым, должен быть водой в следующей игре. Играют в прятки лишь на отведённой территории, которую устанавливают сами игроки.

Когда-то давно, когда Цезарь был для меня всего лишь Сашкой, когда жизнь в Башне Одиночества не казалась чем-то из ряда вон выходящим, когда всё в жизни было понятным и простым, я, наверное, была счастлива. По утрам я занималась в библиотеке, в обед читала Тоське, или просто валялась в дворцовом парке, наблюдая за движением облаков, или следила за жизнью суетливых муравьёв. А по вечерам мы смотрели фильмы. Вдвоём или вместе с Сашкой, но обязательно каждый вечер. Приключения, пираты, космические рейнджеры, детективы, сказки.

И каждый раз, когда у героя была большая счастливая семья, когда они собирались все вместе за шумными завтраками, когда бабушка пекла пироги, а мама заботливо подтыкала одеяло в кроватях спящих детей, я завидовала. Сама себе в этом не признавалась, но завидовала.

Сейчас я тихонько сидела за круглым столом кают-компании частного межпланетного судна «Чайка» и не замирала от мысли, что, стоит мне только пожелать, и корабль взлетит выше звёзд. Выше звёзд! И сердце не щемило от вида собравшихся за этим столом людей.

Я вообще чувствовала себя деревом. Старым, разбитым и совершенно неживым. Я и похожа в тот момент, наверное, была на старую яблоню или вишню. Спина напряжена, руки нервно двигаются, пальцы дрожат, словно тонкие веточки на ветру.

Семь человек. Девять, если считать меня и Арсения. Двенадцать, если вспомнить об отсутствующих здесь детях. Тоська была бы тринадцатой. Откровенно говоря, Северову тут никто не обрадовался, но его присутствие было единственным условием, при котором я согласилась подняться на борт корабля.