Но он сразу качает головой, а потом и потупляет глаза. «Меня пугает другое», – говорит его взгляд и особенно – внезапная краска на щеках, закушенная губа, нервное движение: ого, он пытается застегнуть на себе хоть что-то, а пальцы не слушаются! Спохватился: э-эй, о чем вообще мы говорим после того как… как… Больше не злясь ни на себя, ни на него, я кашляю, чтобы не усмехнуться: усмешка просится. Но я не знаю, как он ее воспримет, не знаю, как бы восприняла сама, учитывая все обстоятельства. Только бы не как торжество. Только бы не как что-то вроде: «Ну все, я затащила тебя в постель, а значит, теперь ты точно обязан помочь мне со всем этим коронационным кошмаром. Как минимум сделать все, чтобы я его пережила». Нет же, нет… я ведь думаю о другом, как ни страшно. О том, что «Смотри, с тобой мои раны заживают сами» напоминает признание в любви. Или даже в чем-то большем, в чем-то божественном. Правда… стойте. Регенерация… за счет чего? Омерзительное подозрение похоже на липкий плевок в лицо. Даже подкатывает тошнота, холодеют пальцы, и я резко поднимаюсь на локте.

– Как ты себя чувствуешь? – Надеюсь, он поймет, к чему я веду таким упавшим голосом.

– Ребра все еще целы. – Эвер слабо улыбается, оставляя одежду в покое. Нет, не понял. Быстро облизываю губы и все же произношу вслух как можно небрежнее:

– Ну ладно, отлично, и, кстати, надеюсь, силы на эту регенерацию я не выпила у…

Это ведь возможно. Даже вероятно. Волшебство – не дар, это лишь набор способов болезненно расправляться с другими людьми. Или хотя бы поганить им жизнь. С меня станется. С трудом борюсь с желанием протянуть к Эверу руки. Ну… пощупать его, что ли? Нет, не в этом смысле, но хотя бы лоб и пульс!

– Нет, что ты! – Он правда выглядит удивленным. Примерно пару секунд. Тут же ладонь ложится на мою скулу уже иначе, без изучающей настороженности, нежно и бережно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в бледную кисть, кусаю вместо этого щеку. Но судя по утешающему голосу, он все заметил и понял. – Это… скорее всего, что-то в твоей метке. Точнее, в тебе.

– Что, розмариновая карамель? – Пытаюсь засмеяться в голос, но не получается, почему-то – никак. Может, слова даже звучат жалко, будто я готова плакать.

– Нет. – Взгляд Эвера становится строгим, и только тогда я расслабляюсь: он, похоже, искренне не разделяет моих опасений. Даже опять склоняется близко-близко. И я подаюсь навстречу сама. – Послушай. Ты сегодня потратила очень много сил. Перестань.

Он не поясняет, что именно я должна перестать, но этого и не нужно. Может, он прав. Карамель – значит, карамель. Он же не стал серым и не рухнул в изнеможении, даже на щеках играет этот сумасшедший румянец, и глаза блестят ярче, чем обычно. Все… в порядке?

Мы лежим какое-то время в молчании, рядом, а потом я подрагивающими руками начинаю оправлять одежду. Я все еще горю, как минимум лицо. Ощущения тоже сильные, их не убила даже спонтанная тревога, смешанная с омерзением к своему дару, и на регенерацию заряда бы хватило. Его пальцы… ох… нет, не стоит сейчас думать о том, о чем я думала, когда он только начал. Это чересчур, даже для сатира, в перерывах между оргиями они как минимум плещутся в водопадах и поедают подмерзший прошлогодний виноград. Кстати, о водопадах…

– Примешь со мной душ? – Это точно меня отвлечет. От всего и сразу.

Судя по его приподнявшимся бровям и приоткрывшимся губам, он удивлен.

– Ну… – Все-таки усмехаюсь. Не знаю, портит ли меня общение со Скорфусом или слова правда так и просятся: – Раз тебя так огорчило, что в первый раз твое место заняла Клио.

Он переваривает фразу несколько мгновений. Потом глухо рычит и быстро утыкает лицо в подушку. Ну… как минимум больше он не будет волноваться: безумие на месте, все вернулось на круги своя. Смеясь, жмусь к нему и дергаю за рубашку на плече.

– Нет, нет, не заняла, я ее не привлекаю; думаю, ей найдется, с кем…

Запинаюсь, быстро прикусываю язык. Даже не оттого, что Эвер стонет, и в этот раз возмущенно-страдальчески. Просто сквозь теплую пелену, сквозь дикое пламя последних… скольких там… пятнадцати, двадцати минут?.. пробиваются отголоски нашего разговора. Не с ним. С ней. Ее тихое «хотя бы поговорить». Цветок в медальоне. И прямо в эту секунду я спонтанно, необъяснимо чувствую что-то вроде стыда. Нет, наверное, не за то, что после такого глубокого разговора тут же помчалась «заваливать» Эвера – я ведь не знала, что я… он… мы правда завалим друг друга. Но определенно мне стыдно за то, что я полощу имя Клио в омерзительно пошлом контексте. При человеке, который все равно не любит такие шутки.

– И вообще забудь, – выдыхаю почти лихорадочно. И тут же обжигаюсь о его внимательный взгляд. – Эвер, я нормальная. Я не кидаюсь на людей, которые нравятся мне как друзья. И не как друзья…

Ну ладно, тут немножко кинулась. Смущенно оглядываю свои руки – чтобы отвлечься. Хм. Они ведь тоже были все в царапинах, и эти царапины там, возле башни, кровоточили. Кровоточили они и еще недавно – судя по красной полоске на шварах Эвера, по еще нескольким хаотичным разводам везде, где мы валяли друг друга в нашем «и все-таки сверху буду я». Но теперь кожа выглядит поджившей. В какую-то минуту – в ту самую, что, серьезно? – раны зарубцевались.

– И все же ты, похоже, интересно действуешь на меня, – шепчу, подавшись к его уху. Он не отстраняется, но и не шевелится. Явно осознает последствия. Целиком и полностью. Окончательно. Вздыхает. – Боже, Эвер… ну… – неожиданно все-таки теряюсь в словах, – если хочешь знать… вот примерно этого я и боялась, когда позвала Клио.

– Боялась, – повторяет он с непроницаемой интонацией, не сводя с меня глаз, будто хочет убить…

А потом рядом будто чихает лисенок. И я расплываюсь в улыбке.

– Так что, примешь со мной душ?

Он смотрит на меня особенно долгим взглядом и садится. Я все-таки стаскиваю с него рубашку, украдкой поцеловав еще раз в губы, – и сжимаю руку. Пальцы сплетаются с моими. Метки, кажется, мерцают. Будто снова найдя друг друга. Как странно… а может, и наоборот.

Посмотрим.

Пол какой-то слишком холодный, но я не обращаю внимания и на это. Жар между моей ладонью и ладонью Эвера намного сильнее.