Не сознавая этого, он в то же время откуда-то знал, что даже если пуля пробьет сердце зверя, тот не замедлит бег. Он все равно разорвет Джима на части, легко, как мясник разрывает цыпленка, и пробежит еще милю, прежде чем упадет.

После первого опыта выстрела в голову, едва не приведшего его к гибели, Джим много часов и дней провел, вскрывая черепа убитых слонов и тщательно изучая их. И теперь мог четко представить себе, где именно в массивном черепе прячется мозг, – представить так, словно этот череп стеклянный. Когда приклад ружья прижимался к плечу, Джим видел словно не железный прицел, а ту крошечную точку на голове, в которую должна попасть пуля.

Прогремел выстрел. Джима на мгновение ослепило густое облако порохового дыма, он пошатнулся от отдачи. И тут из облака тумана на него навалилась серая лавина. Он упал под чудовищной тяжестью.

Тяжелое ружье вылетело у Джима из рук, самого его отбросило назад. Джим дважды перевернулся и ударился о низкий куст, который остановил его. Джим попытался встать; тут легкий ветерок разогнал дым, и Джим увидел у своих ног гигантские бивни, опущенные почти до земли; их концы были направлены в небо. Казалось, слон покорно склонился перед ним, будто прирученный, ожидающий, когда на него сядет погонщик. Он был неподвижен, как гранитный утес. Меж его глаз темнела круглая дыра. Она была так близко, что Джим протянул руку и коснулся ее пальцем. Закаленная свинцовая пуля весом в четверть фунта пробила массивную лобную кость и прошла через мозг. Палец Джима оказался измазан горчично-желтым мозгом.

Джим встал и тяжело оперся на один из бивней. Теперь, когда опасность миновала, он дышал тяжело и неровно и ноги у него дрожали так, что он с трудом стоял. Он стоял, держась за бивень, и покачивался. Подъехавший Баккат успел перехватить Драмфайра, который едва не убежал. Он подвел лошадь к Джиму и протянул повод.

– Мое учение начинает приносить плоды, – засмеялся Баккат. – Теперь ты должен поблагодарить добычу и проявить к ней уважение.

Прошло несколько минут, прежде чем Джим собрался с силами и мог завершить древний охотничий ритуал. Под одобрительным взглядом Бакката он сорвал ветку с сочными листьями и просунул ее между губами слона.

– Поешь в последний раз, чтобы подкрепиться перед путешествием в страну теней. Прими это с моим уважением, – сказал он. Потом отрезал слону хвост, как делал его отец.

Джим не забыл о мушкетных выстрелах. Наклонившись, чтобы поднять упавший мушкет, он снова заметил густую кровь на боку слона и увидел в его правом плече пулевую рану.

– Баккат, это животное было ранено до моего выстрела, – сказал он.

Не успел Баккат ответить, как послышался другой голос: в выкрике был вызов или вопрос. Голос прозвучал неожиданно, но был так знаком, что Джим молча стоял с пустым ружьем в руке и смотрел на высокую подтянутую фигуру, приближающуюся через подлесок. Белый, в штанах и куртке европейского кроя, в сапогах и широкополой шляпе.

– Эй, приятель! Какого дьявола ты так поступаешь? Я первый пустил кровь. Добыча моя.

Этот молодой веселый голос колоколом прозвенел в ушах Джима. Под полями шляпы незнакомца вихрилась борода, рыжая и дикая, как лесной пожар.

Джим пришел в себя и вызывающе ответил:

– Клянусь Богом, дерзкий нахал! – Ему требовались огромные усилия, чтобы не рассмеяться. – Тебе придется драться за добычу, и я пробью тебе башку, как делал пятьдесят раз раньше.

Дерзкий нахал застыл и уставился на Джима, потом с диким воплем бросился к нему. Джим отбросил мушкет и побежал ему навстречу. Они столкнулись с такой силой, что лязгнули зубы.

– Джим! Какая радость! Я думал, что больше никогда тебя не увижу.

– Мансур! Я едва узнаю тебя с этой роскошной рыжей бородой. Откуда, во имя дьявола, ты взялся?

Обнимаясь и колотя друг друга по плечам и спине, они нечленораздельно орали и пытались вырывать друг у друга клочья волос с головы и лица. Баккат смотрел на них, удивленно хлопал себя по бокам и качал головой.

– Ах ты, маленький озорник!

Мансур схватил Бакката, поднял и взял под мышку, потом снова обнял Джима. Прошло немало времени, пока они смогли нормально говорить, но вот они успокоились. Мансур поставил Бакката на ноги, а Джим освободил Мансура от захвата, в котором его держал.

Они сели рядом, в тени массивной туши, прислонившись к ней, и начали говорить, перебивая друг друга, не успевая дождаться ответа на один вопрос и тут же задавая другой. Время от времени Мансур тянул Джима за бороду, а Джим любовно колотил его по груди или хлопал по волосатой щеке. И хоть они об этом не говорили, оба были изумлены переменами, произошедшими за то короткое время, что они не виделись. Оба стали мужчинами.

Тут в поисках Мансура появились его сопровождающие. Все это были слуги из Хай-Уэлда или моряки со шхун. Они удивились, застав с хозяином Джима. Сердечно поздоровавшись с ними, Джим поручил им под руководством Бакката вырубать бивни. Они с Мансуром смогли продолжить обмен новостями, стремясь за минуты изложить и узнать все, что произошло с ними и семьей почти за два года после их последней встречи.

– А где Луиза, девушка, из-за которой ты убежал? Ты спровадил ее? – спросил Мансур.

– Ради Бога, брат. Это не девушка, а жемчужина. Скоро я отведу тебя к фургонам и познакомлю с ней. Ты не поверишь своим глазам, когда увидишь, как она расцвела. – Тут Джим смолк, и выражение его лица изменилось. – Не знаю, как лучше сказать тебе об этом, брат, но несколько недель назад мы встретили дезертира с «Дара Аллаха». Ты должен помнить этого негодяя. Его зовут Рашид. И когда я сумел заставить его говорить, он рассказал страшную и невероятную историю.

Мансур побледнел и с минуту молчал. Потом выпалил:

– Он должен был быть с двумя другими нашими матросами, тоже дезертирами, и с ними незнакомый араб.

– По имени Кадем ибн-Абубакер аль-Джури.

Мансур вскочил.

– Где он? Он убил мою мать и едва не убил отца.

– Знаю. Я вытянул это из Рашида. – Джим старался успокоить брата. – Мое сердце тоже разрывается. Я любил тетю Ясси почти так же, как ты. Но убийца сбежал.

– Расскажи мне все, – попросил Мансур. – Не упускай ни одной подробности.

Рассказывать нужно было так много, что они просидели почти до заката. Наконец Джим встал.

– Надо до ночи вернуться к фургонам. Луиза будет вне себя.

Луиза развесила на деревьях фонари, чтобы помочь Джиму отыскать лагерь, и, как только услышала лошадей, выбежала из фургона, в котором они с Интепе ухаживали за Замой. Она вырвалась из объятий Джима, заметив наконец незнакомца, который с нескрываемой любовью смотрел на них обоих.

– С тобой кто-то есть?

Она убрала пряди шелковых волос под шляпку и поправила смятую Джимом одежду.

– Не обращай внимания, – сказал Джим. – Это всего лишь мой двоюродный брат Мансур, о котором я тебе рассказывал и которого ты однажды видела. Мансур, это Луиза Левен. Мы с ней обручены.