у дяди своих детей и внуков хватает. Подарок на выпуск – это другое дело, потому что…

– Это просто подарок, – пришла на помощь Талли. – Слушай, а ты, кажется, разбираешься немного в искусстве?

– Совсем немного, – подчеркнул он. – Ровно настолько, чтобы суметь поддержать разговор в обществе. Приходится следить за новыми течениями и прочей ерундой, но что поделаешь: если я хочу сделать карьеру не хуже дядиной, нужно вращаться в определенных кругах, а там смотрят не только на диплом, но и на происхождение, связи… Общую эрудицию тоже оценивают. И многое другое. Бр-р-р, как вспомню, так вздрогну…

– Ну так не шел бы в юристы, раз это настолько неприятно, – проворчал Вэл, подумав, что правильно сделав, подав документы на биологический. Он бы не сумел… вращаться.

Да и кто бы его пустил в те круги, о которых с такой легкостью говорит Альтор? Происхождение не то. Сколько ни говори о равенстве, но некоторые все-таки по праву рождения получают намного больше остальных. И хорошо, если используют это для дела, а не спускают в никуда.

Ну а Вэлу, стань он юристом, пришлось бы всю жизнь разбирать споры соседей из-за какого-нибудь забора или составлять скучные договоры…

Конечно, многие пробиваются наверх с самого низа, но вот в чем беда: Вэл не был честолюбивым. Он добросовестно выполнял свою работу, но не мечтал взлететь повыше. В этом смысле они с Талли составляли идеальный тандем: она фонтанировала идеями, он занимался рутиной…

– Почему неприятно? Просто время отнимает. С другой стороны – полезно, всегда знаешь, кто чем живет и дышит, причем не из третьих рук, – говорил Альтор.

– Погоди, я тебя про искусство спрашивала! – с трудом остановила его Талли.

– Я ответил.

– Но… Да, правда, ответил… юрист, чтоб тебе! Я еще вот о чем хотела спросить: ведь те, кто придумал эту вот… мазню, – почти у всех них было академическое образование, верно? Даже по альбомам можно проследить, в какие годы чем они увлекались. Ранние работы почти всегда классические… А у Шульта ничего подобного нет! Может, он просто не показывает?

– Талли, у него, в отличие от родоначальников течения, вообще нет специального образования.

– Да ты шутишь! Писали же, что у него диплом Академии художеств, и еще…

– Поинтересуйся на досуге, что именно это за Академия и почем там дипломы, – ухмыльнулся Альтор. – Уверяю тебя, если попросить Шульта нарисовать твой портрет или там… домик с лошадкой, он не сумеет. Или изобразит что-то в стиле трехлетнего ребенка. Скажет – он так видит!

– Но как же…

– Обаяние, смекалка, удача, – был короткий ответ. – Попал в струю, повезло. Ты права: прежние мастера экспериментировали с цветом, формой, чем угодно, но под всем этим есть базис. Как эта вот скала, – Альтор топнул ногой, – на которой растут какие-то кусты. У Шульта – одни только кусты на зыбком грунте и хорошая хватка. Невероятно интересно наблюдать за ним! Наверно, вы так какие-нибудь мелкоорганизмы в микроскоп рассматриваете: ведь безмозглое же существо, а живет, борется, пожирает тех, кто слабее, прилепляется к сильным и тянет соки… Вполне преуспевает, одним словом.

– Микро! Микроорганизмы! – захохотала Талли.

– Микро – это всякие одноклеточные, разве нет? А я еще и всяких паразитов имею в виду. Тоже мелкие, но чуточку того… позаметнее. Школьный курс биологии я не очень хорошо помню, – поспешил он сказать. – Но суть, надеюсь, ты уловила.

– Уловила, уловила, только ты не вздумай в обществе такое сказануть – засмеют же!

– Не засмеют, а посмеются, сочтя забавной шуткой, – поправил Альтор. – Но мы что-то увлеклись искусством и совсем позабыли о драконах. Неужели ты думала, что заберешься на перевал и сразу его увидишь? Так они тебе и разлетались среди бела дня!

– Точно, увидит еще кто-нибудь, – поддержал Вэл, отдавая Талли ее поклажу и впрягаясь в лямки своего – казалось, ноша потяжелела вдвое.

– Ничего, – Талли глубоко вздохнула. – Просто посмотрим на долину – и назад. А то если к ужину не вернемся – это ничего, а за завтраком точно хватятся.

– Я записку оставил, – сказал Вэл. – Да и позвонят, если что. Связь есть.

– Ну зачем ты!..

– Затем, что руководитель за нас отвечает. Случись что – под суд пойдет. Так хоть будет знать, где нас искать. Но нам все равно влетит, учти.

Талли гневно засопела, но смолчала.

– Что вдруг тебе дались эти драконы? – спросил Альтор, с наслаждением расправив плечи. Все-таки устал, невольно подумал Вэл. – Ты взрослая современная девушка, без пяти минут дипломированный биолог… Как ты можешь верить в существование гигантских летучих огнедышащих ящеров? В смысле, верить в наше время – ладно бы в старые времена, когда люди дальше соседнего городка ничего не видели, любое странное облако могли принять за дракона, но теперь!.. Сказки сказками, легенды легендами, но…

– Не твое дело, – неожиданно резко ответила Талли и зашагала вперед, обогнав обоих юношей.

Вэл по одному ее взгляду мог сказать: она раздосадована, а вдобавок очень зла. Но почему? Неужели сказка так прочно пустила корни в ее сердце? Не похоже… Тут крылось нечто иное, и этим чем-то Талли не поделилась даже с ним. Вот это обижало сильнее всего…

– Она твоя невеста? – спросил вдруг Альтор.

– Нет. Сестра.

– Надо же, ни за что бы не подумал… Совсем не похожи.

Вэл только плечами пожал: мало ли, кто на кого не похож. Так-то, конечно, с виду они с Талли ну никак не родня: он высоченный, широкоплечий, крепкий, светловолосый, в отца. А она, пускай и высокая для девушки, все равно ему в подмышку дышит, как мачеха говорит. Талли и на нее не очень походит, разве что сложением – худощавая и гибкая. Мачеха темноволосая, а у Талли светло-каштановые кудри. Прежде заплетала косы, делала прически, а перед полевой практикой взяла и обрезала под корень, сказала – где там мыть это богатство? Вэл взвыл – готов был таскать воду и хворост откуда угодно, лишь бы не видеть Талли стриженной под мальчика, но поздно… Ей шло и так, но он привык к ее кудрям, золотым в солнечным свете, – в школе все девчонки завидовали, а мальчишки влюблялись. Да и в университете тоже…

Вот глаза у них похожи, только у Вэла тусклые, могут показаться серыми, а у Талли яркие, как голубые топазы, – они рассматривали такие однажды в музее, и Вэл подумал, что ей такие пошли бы намного больше сапфиров. Сапфиры… грубые какие-то, сказал он тогда. Ух, как же Талли над ним смеялась! Придумал тоже – сапфиры ему нехороши!

Кем был ее отец? Мачеха никогда не говорила, фотографий у нее не было: стыдно сказать, но когда-то они с Талли обыскали весь дом, забрались