кожу миллионы песчинок, иглами впивающихся в ожоги. И не было конца его страданиям…

Зато Трехрукий по-прежнему не испытывал каких-либо неудобств, если не считать скованность движений. Еще с него постепенно осыпалась кожа, являя свету иссохшую потемневшую плоть, но мертвеца это нисколько не беспокоило. Глядя на него, Ахин и Диолай на полном серьезе начали завидовать трупу.

А ведь прошло всего два дня в Пустошах.

— Когда это закончится? — простонал сонзера, изо всех сил стараясь не поддаться искушению почесаться. Горький опыт говорил, что так зуд и боль станут только сильнее.

— Ты уже раз десять за сегодня задавал этот вопрос, — прохрипел Ахин.

— Двенадцать, — невозмутимо произнес Трехрукий. — Я считал.

Диолай едва не захныкал:

— Тебе заняться нечем, что ли?

— В Пустошах-то? — мертвец отрицательно помотал головой. С его шеи слетела шелуха отсохшей кожи.

Прищурив глаза, одержимый посмотрел на солнце, расползшееся по небу огромным ярким пятном. Полдень, не иначе. Вечер наступит не скоро. Но оно, может, и к лучшему — ночь в Пустошах едва ли приятнее дня. Темнота, резко контрастирующий холод и все тот же вездесущий песок.

— Там, — Трехрукий ткнул костлявым пальцем в желтую пустоту на горизонте.

Ахин и Диолай присмотрелись внимательнее, но ничего не заметили. Как можно что-то разглядеть на таком расстоянии сквозь пылевые облака, витающие в плавящемся от жары воздухе? Впрочем, некоторая нежить даже без глаз все прекрасно видит.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил сонзера.

— Что-то, — пожал плечами Трехрукий.

— Что-то? Это как понимать?

— Вот там ничего нет, — мертвец обвел рукой пространство вокруг себя. — А там что-то есть, — он вновь ткнул пальцем в пустоту, ничем не выделяющуюся из общего пейзажа Пустошей. — Это все, что я могу сейчас сказать.

— Север, — задумчиво пробормотал Ахин, без толку напрягая воспаленные глаза.

Приближаясь к Пустошам, порождения Тьмы изначально взяли немного южнее, чтобы обойти приграничные районы с населенными пунктами, где могли располагаться гарнизоны атланской армии. Ферот, скорее всего, отправился в бесплодные земли самым коротким путем, обойдя те же районы с севера и оказавшись прямо у Шрама. А кочевые демоны, пришедшие за недавно собранным урожаем, устроили стоянку где-то между одержимым и епископом. Вопрос лишь в том — насколько далеко в Пустошах? Что, если Ахин идет прямиком в руки фанатичного преследователя, оставив демонов где-то на востоке?

Впрочем, одержимому хватило двух дней, чтобы осознать свою неспособность выжить в этом песчаном аду, днем испаряющем жизнь из тела, а ночью — вымораживающем. Рабство — суровая школа, но даже оно не способно подготовить к настолько изнурительным путешествиям. Так что придется рискнуть, если Ахин не хочет умереть от жажды посреди Пустошей в компании покрытого волдырями и язвами сонзера и рассыпающегося прахом трупа.

«А ведь мог бы спокойно сидеть в конторе Элеро и копаться в бумажках, ожидая позднего вечера, когда я встречу друзей на стене Темного квартала и разопью с ними бутылку-другую забродившей кислятины. М-да… Пора бы уже прекращать сожалеть о сделанном выборе. Правда, сделанном за меня…»

— Веди, — вздохнул одержимый, закашлявшись от ворвавшейся в легкие пыли.

Трехрукий кивнул и прерывистыми скованными шагами направился туда, где только ему была заметна небольшая прореха в сплошном безжизненном однообразии Пустошей.

Прошло несколько часов, но распластанное по небу солнце практически не сдвинулось с места. Казалось, куда бы ни отправились порождения Тьмы, оно будет преследовать их, нарушая все законы природы. Солнцу ведь тоже порой надо как-то отдохнуть, отвлечься от рутинных восходов на востоке и заходов на западе. Например, засушить кого-нибудь в Пустошах.

В этом краю каждый шаг дается с огромным трудом. Но истинное коварство заключается в том, что в определенный момент напряжение уже не чувствуется, и ноги начинают машинально проворачивать потрескавшуюся земляную корку, хотя стоит остановиться лишь на мгновение — сил, чтобы продолжить движение, уже не хватит. А ведь еще предстоит как-то вернуться назад.

Зато теперь понятно, почему Атланская империя до сих пор не истребила демонов Пустошей, терроризирующих приграничные территории, — до них просто не дойти.

— Да разве ж в этом аду может выжить хоть кто-то? Я начинаю думать, что кочевники — выдумка блю… баро… бюрократов, присваивающих себе деньги за мнимую защиту границ, — прохрипел Диолай, расправив над головой грязную рубаху. Прохладнее от такой тени не стало, но хотя бы появился шанс избежать возникновения новых ожогов. — Нет, ну а что? Хитрые толстосумы постоянно набивают свои карманы с налогов. А тут даже делать ничего не надо! С местными жителями договорились, мол, так и так… Они ведь тоже в выигрыше — оставляют себе большую часть урожая, которую якобы демоны стащили.

— Масштаб такого обмана велик, а выгода — не очень, — возразил Ахин. — Даже феи не погонятся за столь мелкой наживой. А уж жаднее этих крылатых извращенцев никого нет.

— Эх, недооцениваешь ты мелочность созданий Света. Правительство постоянно плетет заговоры, распускает слухи, создает необходимое общественное мнение, а управляют всем… Знаешь кто? Гатляуры! Торговая элита. В их руках… лапах… руках-лапах сконцентрирована большая часть денег Атланской империи. Они…

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — перебил Диолая одержимый. — Почти все финансы страны находятся в банках фей.

— Ладно, пусть так, — не стал спорить сонзера. — Но зачем нужны деньги, если на них нечего покупать? Во-о-о-т. Так что последнее слово все равно за крупными торгашами. Все решают одни кошки. Ничто в Атланской империи не происходит без их ведома, все идет согласно плану гатляуров, — он бросил короткий подозрительный взгляд на одержимого, нахмурился и договорил: — В том числе твое восстание. Уверен, если бы они правда хотели, то давно бы уже поймали тебя. Да ты бы даже из Камиена не вышел, не дай они тебе фору!

Ахин лишь отмахнулся:

— Бред.

— Да, действительно, что-то как-то… Брежу, — снова согласился Диолай, отхаркнув пыль, скопившуюся в горле. — Неудивительно. На таком-то пекле.

— Но мне нравится твоя логика. Не конкретно сейчас, а в целом, — после небольшой паузы произнес одержимый. — Она странная, однако в ней есть мощный рациональный стержень. Вот если бы ты еще научился обращаться к нему, а не к домыслам и фантазиям — цены бы тебе не было.

Сонзера гордо приосанился, что выглядело весьма нелепо вкупе с распростертой над головой грязной рубахой, намотанным на лицо тряпьем и бугристыми ожогами на коже. Очевидно, сейчас должен был прозвучать несвязный монолог о преимуществах и недостатках гениального мышления, однако Трехрукий опередил его внезапным вопросом:

— Теперь видите?

Две пары живых глаз проследили за взглядом одной пары мертвых. Там, вдалеке, горизонт, представляющий собой смазанную линию плавного перехода темно-желтой земли в светло-желтое небо, треснул по шву,