* * *

… И вот я помогаю маме подняться, мы глядим друг другу в глаза. – «Пусть он уходит, Валера – говорит мне она. – Пусть он уходит!» И в глазах мамы я читаю вопрос: «неужели ты снова простишь отца?»

Сердце мое сжала такая боль за нее, такое чувство вины, что кровь прилила к щекам. Всю ночь я не спал и принял твердое решение. Сделаю все, чтобы мама получила покой. Да разве только она? Все мы!

Быстрым шагом вошел я утром в мастерскую отца. Стоя у сапожной лапки, он подрезал подошву. Я встал напротив него, возле барьера. Увидев меня, отец замер, воткнув в стол широкий сапожный нож. Минуту-другую мы молчали. Так и не сказав ни слова, я схватил металлический стаканчик с сапожными гвоздями и высыпал их на стол. И снова мы молчим, глядя друг на друга. Потом я повернулся и вышел.

Собственно, это и было концом, хотя предстояло еще немало разговоров, в основном деловых. Отец поставил условие: уйдет, если получит от нас пятьдесят тысяч. В два раза больше, чем дал на покупку дома – ведь цены выросли вдвое. Мы спорить не стали. Оформили в банке заем под залог дома. Оформление заняло два месяца – и отец получил деньги. «Вот и хорошо», – сказал он, пряча чек в бумажник. Я увидел, как заблестели его глаза, какая довольная улыбка появилась на лице – и… Вероятно, это было последней каплей для меня, последним разочарованием. А я-то переживал, думал: какие слова скажет он перед уходом мне, сыну? Может, хоть пожалеет, что все так случилось? Может, предложит, чтобы встречались мы хоть изредка? Ну, хотя бы извинится, что оставляет нас в долгах… Нет, ничего. Кроме радостной улыбки.

Вероятно, именно тогда затихла боль, что отца не будет рядом.

Получив деньги, отец снял квартиру. Когда уходил в последний раз, ни с кем не простился, малышей даже не поцеловал. На ступеньках лестницы, ведущей наверх, в спальни, увидели мы ключи от дома – и поняли, что отец не вернется.

Время от времени мы, конечно же, слышали и слышим о нем. Живет отец, кажется, благополучно, новой семьи у него нет, хоть он и пытался ее создать. Не знаю, как для него, а для меня время все смягчило – прошел гнев, забылось тяжкое напряжение тех дней, разрывавшее мою душу. Но ушли и жалость, привязанность, все добрые чувства к отцу. Ушли, пропали. Когда и как это произошло? Не знаю. Знаю только, что совесть моя перед отцом чиста.

Уход отца как бы завершил целую эпоху в жизни нашей семьи. Долгую, нелегкую эпоху. Время покрыло ее своей дымкой – ведь расстались мы уже шестнадцать лет назад. С тех пор мы прожили, мне кажется, еще одну жизнь. В ней – до болезни мамы – не было черных дней. Потом пришли и они. Но об этой, о новой жизни я постараюсь рассказать попозже.

Эти строки я пишу на борту корабля «Золотая принцесса». Корабль большой, пассажиров – около трех тысяч человек, в том числе и моя семья. Недельный круиз по Атлантическому: Багамы – св. Томас, св. Мартин и прочие острова, золотые пляжи, тропические леса. Сейчас мы в открытом океане, уже на пути домой…

Так почему же понадобилось мне именно здесь браться за перо? Сидел бы себе на палубе, грелся на солнышке, глядел бы на волны. Или фотографировал бы океанские просторы… Именно этим я только что занимался. И вдруг – воспоминание, такое яркое, такое счастливое, что заколотилось сердце. Тут я и вытащил из кармана блокнот…

Итак, уточним. Сейчас на дворе декабрь. Декабрь 2003 года (дата вызывает грустные мысли о быстротечности жизни, но упомянуть её необходимо). В это время года мы довольно часто устраиваем себе неделю отдыха, путешествуя в компании с друзьями на корабле. Продлеваем, так сказать, лето. Тепло, красиво. К тому же круиз на корабле чрезвычайно комфортабелен, что тоже очень приятно. Три-четыре прекрасных ресторана – выбирай какой желаешь, великое» множество закусочных – некоторые работают круглые сутки. Хочешь есть в каюте – пожалуйста, принесут в любое время… На «Принцессе» к твоим услугам библиотека, детский сад, театральный зал – каждый день шоу, концерты, кинофильмы. Есть, конечно, и спортивные залы, и несколько бассейнов, и салоны, где тебе сделают массаж, прическу, красивое лицо…

Предусмотрено буквально всё. Каюта наша, например, как и другие, расположенные возле второй палубы, имеет еще и балкончик, чтобы никто перед окном не болтался, не заслонял бы океан.

Да, ничего не скажешь – океан потрясает. До конца своих дней не перестану удивляться ему. Для меня ещё и в том волшебство, что каждую секунду видишь что-то иное. Это и хорошо, и больно. Как писал поэт, «мгновения бегут неудержимо», – и не дано тебе их остановить, налюбоваться! Не дано, но ты упрямо пытаешься хотя бы запечатлеть что-то.

Поэтому со мной путешествует фотоаппарат. Дорогой, хороший. Соответствующий времени и моему тщеславному желанию запечатлять «художественно».

* * *

Сегодня с утра небо затянуто сплошными облаками, недавно пролился недолгий дождик. Он ушел куда-то к горизонту – и там, вдали, стоит сейчас, объединяя небо с океаном, дымная завеса. А над нами облака посветлели. Они бегут, бегут, бегут по небу слоями, космами, прядями, громоздятся холмами, клубятся, перемешиваются. Темно-серые, молочно-белые, золотистые. Порою просвечивает сквозь них, то совсем чуть-чуть, то ярче желто-белый шар. И как только солнце пробивает в облаках брешь, окошко – из него вылетает столб света, пронизывая пространство от облаков до воды. Это невероятно, немыслимо красиво! Достигнув океана, волшебный луч зажигает его сверкающим, кипящим серебряным блеском. То в одном месте, то в нескольких местах сразу… Мгновение – луч исчез, блеск угасает. Но появляется новый столб – и сверкает океан расплавленным серебром ещё где-то.

«Мгновения бегут неудержимо» – а я стою на своем балкончике, верчу головой направо-налево, двумя руками держу наготове свой фотоаппарат, свой третий глаз. Но не снимаю, жду… Чего? Пожалуй, я и сам не знаю. Известно мне только одно: в какой-то момент я почувствую: вот оно! И… «клик!» Вот так мне удалось сегодня несколько раз поймать волшебный солнечный столб, зажигающий океан. Под конец я как-то особенно удачно его поймал, прищелкнул языком, счастливый, как мальчишка – и тут-то вдруг вспомнил…

* * *

Когда же это было? Летом 1970-го… Боже мой, тридцать три года назад!.. Да – летом, на Черном море, на теплоходе «Иван Франко». Я тогда закончил третий класс, и мы всей семьей отдыхали в Ялте. Поездку на теплоходе вряд ли можно было назвать круизом – она продолжалась всего несколько часов. Но разве в этом дело? Поездка была замечательная, особенно потому, что в руках у меня был фотоаппарат «Смена-15», подаренный отцом. Простенький, с колесиком ручной перемотки – теперь такие называют «мыльницами». Но мне мой первый фотоаппарат казался верхом совершенства. Я мотался по теплоходу и снимал всех и всё, что попадалось мне на глаза – моряков в их белых бескозырках, палубу, рубку, кафе-ресторан, синие волны за бортом…

Что-то таинственное происходило, когда я нажимал на кнопку. «Клик!» – и я словно вбирал в себя этого моряка, эту палубу, волны. То есть я хочу сказать, что съемка вовсе не была механическим действием, она делала меня могучим существом, счастливцем, владельцем всего, что было вокруг.