неё. Всё также до пояса, но не зачёсаны на один бок – та причёска была для художника, потому что он так любил! Губы другие, стали тоньше – не её будто. Да и руки были другими. Всё было чужим, не принадлежащим ему. «То ли, я не весь проснулся, то ли, она настолько другая? Но на лице её счастье от того, что я проснулся, а глаза ещё не могут в это счастье поверить!».

–Привет, моя любовь! – воскликнул ей художник.

Она мягко улыбнулась, отвела в сторону взгляд и еле-еле прошептала:

–Здравствуй, Арлстау!

–Ты больше не рисуешь губами? – спросил он нежданно для всех, чем заставил окружавших приподнять глаза.

«Видимо, не полностью покорны!», – вздохнули на это мысли художника, но рано радовались!

–Ты дал нам шанс на жизнь! – воскликнула Анастасия и напомнила этим ту девочку, что говорила с ним до неё.

Жестом велела всем встать на колени – все повиновались, повиновалась и сама.

Художник смотрел на всё это расплывчатым взглядом и не желал верить, что мир стал таким! «Уж лучше бы верили в конец, чем в такой шанс!» – промолвили его беззвучные мысли.

–Мы жили только тем, что ты в нас поверил, но нам тебя не хватало, и все мы ждали, когда ты проснёшься!

Слова её покорны, но не милы! Сама ситуация была пугающей – ведь это его любимая женщина, и она стала другой, и вернуть её прежнюю нет ни единого шанса!

–Почему ты стоишь предо мной на коленях? – спросил, не скрывая разочарования.

Вопрос её смутил, и вместо ответа, она поднялась с колен, приняла открытую позу и обратилась к художнику, не касаясь взглядом его глаз:

–Позволь, поговорить с тобой наедине?

Вновь в голосе покорность. Арлстау не понимал, что с ней и зачем задаёт такой вопрос. Выяснить необходимо. Происходящее было похоже на поражение, хотя не хотелось в это верить!

Он подошёл к ней вплотную и ощутил, как химия её тела начинает меняться для него, подстраиваться под его потенциал. Задышал в её шею, взял рукою за талию – почувствовал, что всё ещё желанный.

Шепнул ей на ухо: «Что с твоими губами?» и сразу же заглянул в её незнакомые глаза, не дав им шанса – избежать.

Контакт был недолгим, но познавательным. Она взяла его за руку, крепко сжала ладонь, как родную, и куда-то повела она художника. Люди за ними не пошли, каждый остался на своём месте…

Три поворота, лифт, стремительный подъём вверх, словно летели на небо, чтобы подальше от мечты. Затем двери лифта ушли в сторону, и два героя вошли в широкую, круглую комнату.

На первый взгляд она пуста, хоть и светла. Украшали комнату лишь стол и кресло, что расположились у окна.

Второй взгляд направил себя вверх – высота неизвестна, а на стенах тысячи полотен с нарисованными душами. «Тысячи она их нарисовала! Как мы и мечтали…» – мысли Арлстау были грустны.

Третий взгляд определил, что ни одна из душ не нарисована губами…

–Люблю искусство, что не стирается из памяти! – зашептала она зачарованно, глядя на все эти души. – Люблю истории, конец которых не забуду никогда!

–Душу невозможно переплюнуть! – ответил ей художник, наблюдая за её творениями.

Он был, даже больше очарован её душами, чем Анастасия, ведь видел их впервые, а она на них смотрит каждый свой день.

–В неё можно лишь плюнуть, – с горькой тоской добавила она.

Художник посмотрел в неё, и стало жаль, и стало стыдно. Не сказать, что соблазны их разлучили; не сказать, что так нужно судьбе!

–Знаешь, как чаще всего воруют идеи? – спросил он её.

–Как?

–С уст человека! Кто-то, просто, желал поделиться, а у него украли всё, вместо того, чтобы ценить, что с ним кто-то желает делиться! Неуязвимы лишь мысли, да и то не всегда! Самое благородное воровство – из глаз человека. В его глазах можно найти бесценные идеи и мечты, о которых он сам не догадывается. Но ещё благороднее не украсть у него, а всё ему рассказать…

Он прервал свою мысль и продолжил тем, что счёл важным:

–Имея руки, я старался рисовать губами, пусть и не всегда получалось! Почему же все эти души нарисованы тонкими пальцами?

–Нарисовала душу Солнца! – ответила, как выстрелила. – Единственной моей ошибкой было то, что в какой-то момент я посчитала, что у Солнца две души! Засомневалась и обожгла губы. Хотела уничтожить холод, но Солнце нельзя сделать ярче, хотя возможно потушить…

Арлстау всё понял, но сказать нечего. Упал в кресло и обречённо начал думать, хоть прежде чем над чем-то думать, о чём-то нужно знать…

Не провидец, но здесь яснее некуда – «Зачем идти против того, что в десять раз сильнее?! Она, как народ людей, восставший против авров!».

–Я замечала, что, когда рисую пальцами, никто не в силах украсть мою идею, а ты намеренно рисовал губами, делясь душой и мыслями со всеми! Почему?

–Мне было важно для кого-то рисовать…

–Нет ничего сильнее твоих творений! – воскликнула она с гордостью!

Он промолчал её слову, и за это поплатился пощёчиной по сердцу.

–Я не виню тебя! – произнесла она, как гром, свои слова.

–А я виню себя! – ответил горько он. – Не справился, тебя потерял и, даже страшно узнать, сколько я спал!

–Ты дал нам шанс! – повторила она то, что чаще всего в голове её крутится!

–Да какой это шанс? – вспылил он чуть-чуть. – Шанс это, если бы я был всегда рядом с тобой!

–Ты и был всегда рядом…

–Нет.

–Ты проснулся, когда я сдалась, когда подвела тебя уже во всём! Для людей ты был подобен Божеству, а я была той, кому ты оставил свой дар! Когда ты спишь, я становлюсь полноценным художником, когда просыпаешься – ничего не могу без тебя…

Пауза. Ждёт вопроса, и художник не стал подводить.

–Почему ты сегодня сдалась?

–Устала жить.

–А наш ребёнок?

–Он прожил прекрасную жизнь.

–Прожил? – испугался художник.

–Он познал многое в жизни, и жизнь его была счастливой – также, как и жизнь его внуков. Правнуки отдалились от меня, я не знаю, что с ними…

–Сколько? – выдохнул художник, а сердце колотилось.

–Сколько спал?

–Да.

–Ты спал век!

Сначала застыл, затем схватился за волосы, и опустилась голова. «Почему? Почему? Почему?», – кричал на себя художник, получая в мыслях разные ответы, ни один из которых не способен пощадить!

Анастасия понимала его чувства. Жаль, что ему её чувств не понять. Для него век это миг, для неё целая жизнь!

–Когда ты