–Поговори хотя бы с ним, – закончил он и ушёл к своему народу…

Полководец стоял у обрыва и ждал свою дочь. Глядел на народ авров, состоящего из страха, женщин, боли, детей, мучений и раненых. Ничуть не трогал его этот факт. Воинов осталась горстка – и без меча Данучи шансов у них нет! «Они слабые, раз не способны применить своё оружие против нас! Они глупые, раз готовы умереть, лишь бы не делиться со мной своими секретами!» – мыслил полководец. Увидел, как авры трепещут над ранеными, желая каждого из них спасти, и попробовал сдержать улыбку, но не получилось – даже захохотал.

Он собирался устроить отменную взбучку своей дочке, но что-то его призывало к осторожности. Из-за неё он дал команду отступить, хотя не позволял себе такого. Это злило, выводило из себя – она нарушила его идиллию войны.

Похожа на маму и напоминает ему о ней каждый день. Те же глаза, те же слова, тот же характер, эмоции, объятия. Всё в ней от матери. Не может он её потерять, не может и выдать замуж за кого-то. «Моя и только моя! Либо мне, либо никому!» – решил он так когда-то.

Подослал её к Данучи, полагаясь на её чары. Не заметил, что ли, что у художника тоже есть они! Использовал её, как шпиона и потерял. Шпион из неё никакой, а враг получился отменным!

Подошла к другому краю обрыва и с вызовом посмотрела в отца. Взгляд снизу-вверх, а мысли перекручивают то, что собираются сказать.

–Прости меня, дочка, – начал он теплом, но его голос для её злых мыслей был, как солнечный свет для вампира!

Не всё так просто, и его тепло это лишь секундное помешательство! Простота слов ещё не говорит о их искренности.

–Ты убил художника! – прокричала она ему. – Он подарил тебе всё, о чём мечтать ты, даже не осмелился! Думаю, меня тоже сможешь убить, если я встану на твоём пути!

–Художник был мне орудием, а ты мне дочь, – холодно ответил полководец.

–Ты сошёл с ума, отец! – зарычала она и стала похожа на хищника, поймавшего свою добычу и не желающего её отпускать. – Если твои собственные мысли пытаются тебе навредить, то это и есть сумасшествие! Но тебе этого мало, и ты свёл с ума всех, кто окружал тебя! Весь наш мир ты сделал сумасшедшим…

–Художник жив! – оборвал он её эмоции!

–С чего ты это взял?

Она и сама не сомневалась, что скоро он восстанет и сделает всё то, о чём мечтал!

–Потому что убить его можно лишь одним способом.

–Каким? – на выдохе спросила, ведь он застал врасплох.

–Надеюсь, до этого мы не дойдём – он мне ещё нужен…

–Изверг! – вскричала она. – Ты не человек!

Ей хотелось верить ему, что художник жив, но ненависть к отцу почему-то лишь сделалась острее – «Лучше бы скрывал, насколько он бесчеловечен, чем выставлять всё это на показ!».

–Сейчас мои люди соорудят мост, ты пройдёшь по нему и сядешь в колесницу! – с раздражением приказал он.

–Или что?

–Тебя сочтут врагом – не будет шанса выжить. Мы победим в этой войне!

–Убьёшь меня? – бросила вопрос в его лицо с бесстрашным вызовом.

–Это был твой выбор стать мне врагом, но я даю тебе шанс выбрать другое. Пойми, развязки не избежать. Я не хочу рисковать всем миром, ради твоей прихоти…

–Рисковать чем? – с жалостью спросила она. – Ты уже всё потерял…

Анастасия повернулась к нему спиной, с облегчением выдохнула всё, красиво улыбнулась и красиво направилась прочь, в сторону лагеря авров.

На душе было сладко, на лице красовалась победа. Она только что победила человека, которого и любила, и ненавидела, и он ничего не смог, чтобы не проиграть!

Услышала щелчок и отзвук тетивы. Дыхание сжалось в маленький комок, и девушка остановилась. Повернулась лицом к своему отцу и растерянно посмотрела тому в глаза, наполненные отцовской любовью и ненавистью того человека, которым сделала его война.

В его руках был лук, в её спине стрела, а из груди торчало остриё. Могло быть всё иначе, но не быть собою сегодня не могла!

Ноги подкосились, и тело упало, завалившись на бок. Лежала на щеке, в глазах смирение и слёзы – глядят на то, как колесница безразлично уезжает вдаль, и человек на ней не смеет обернуться…

Чем громче спрашиваешь, тем тише отвечают. Порою, ничего не говорят в ответ. Анастасия парила в своих мыслях, и мысли считали, что не она умирала, а умирала её цель, её мечта. Спросить ничего не могла, да и не у кого.

Лишь Алуар подбежал к её умирающему телу, хоть и не таил надежды, что девушка выживет после такого попадания. Стрела в лёгких не давала сказать ей ни слова, но одно слово сорвалось с уст, и Анастасия сочла его важным.

–Отступайте, – с великим усилием произнесла она его, и Алуар ушёл.

Он не повиновался – не счёл он верным её последнее слово. Оставил умирать одну…

Войско полководца готовилось приступить к решающему натиску, в котором решится, кто вернётся домой, кому придётся лечь здесь навеки. Срубили десяток деревьев и несли их к пропасти, чтобы соорудить переправу. Каждый из них уже не желал воевать, но тысячи боялись одного. Могли поднять восстание, но не решались – молча, выполняли то, что сказано…

Дочь полководца была готова умереть в одиночестве, но ей не позволил Данучи. Он очнулся минуту назад. Не желал, конечно, этого, хоть и решение полководца снести ему голову с плеч заинтриговало.

Когда увидел умирающую дочь врага, об интригах забыл. Человечность вылилась наружу, и он подбежал к ней, как к человеку, который для него имеет значение. Она не пустое место для него, она та, кем стоит дорожить, хоть и любовь ей никогда он не подарит!

«Что нужно нарисовать, чтобы избавить её от мучений? Вариантов много, но надо ли?», – Данучи сам удивлялся своим мыслям, но им пришлось противоречить. Он не мог позволить ей умереть, раз она желала жить!

Он держал её за руку, чтобы чувствовала, что не одна и молчал.

Она столько хотела сказать, но не могла. Ловила воздух ртом и ощущала себя рыбой, которую выселил водоём. Ей стало легче от того, что увидела художника, по-прежнему живым, несокрушимым, но она ждала, очень ждала, что он её спасёт, а затем всё исправит, и мир вновь станет царём их планеты.

Почувствовал, что ей осталось несколько секунд и взглянул с надеждой на гостей