полоска. Вскоре Томас различил отдельных животных. Стадотуров неслось сплошной лавиной, словно спасались от чего-то страшного.

Олег наложил тяжелую стрелу на тетиву, выждал. Затем, когдаТомасу казалось, что еще слишком рано, он словно всем телом бросил впередстрелу. Жильная тетива со звоном щелкнула по кожаной рукавице, а правая рукауже наложила вторую стрелу, рванула тетиву на себя, страшно сгибая лук колесом.

Стрелы со свистом шли в воздухе — тяжелые, убойные,догоняющие одна другую. Томас смотрел восхищенно, еще никогда калика не стрелялтак быстро и так мощно, вернее, не доводилось видеть.

Первая стрела по самое оперение вошла в грудь крупногомолодого тура, другие страшно и точно поражали молодняк, откормленных бычков.Томас выхватил меч, в боевом азарте ринулся к стаду. Туры пронеслись мимо, наземле осталось десятка два животных. Томас быстро дорезал раненых, повернул ккалике возбужденное сияющее лицо:

— Никогда не видел такой великолепной охоты!

— Стрелы кончились, — ответил Олег с досадой.

— А то перебил бы стадо?.. Не ожидал такого азарта!

— Сэр Томас, — сказал калика, — могу попроситьоб одолжении? Помоги содрать шкуры. Хорошо бы вообще отделить мясо от костей.

Томас отшвырнул окровавленный меч, с удовольствием занялсяистинно мужским делом, которого не понять женщинам и монахам. Умело сдиралшкуры, выпарывал сердца и печень туров, что дают крепость рук и силу духа,бросал на расстеленную шкуру. Олег спешно срезал мясо, заворачивал в ещекровоточащие шкуры, уволакивал в глубокую расщелину. Томас не сушил голову надзамыслами калики, целиком отдался забаве королей, словно перенесся вблагословенную Британию.

Олег выбрал два куска мяса, покарабкался на гору. Томаспроводил рассеянным взглядом: высоко имеется широкий каменный уступ, над нимгромадная черная дыра, словно запасной выход для агафирсов со всем их скарбом,стадами, телегами и табунами. Если калика хочет заглянуть в ту нору, рискуетостаться без нежной вырезки, что подрумянивается на углях, распространяя, какцветок, одуряющие ароматы. Только от сладкого цветка дуреют шмели и бабочки, аот такого запаха в состоянии одуреть даже благородный рыцарь, прошедший Крым иРим, видавший поповскую грушу, хотя до сего времени не знает, что каликанаходит в ней диковинного.

Он глотал голодную слюну, терпеливо ждал возвращения калики.Тот вернулся нескоро, усталый и с поцарапанными локтями, торопливо завернул всвежесодранную шкуру еще пару крупных ломтей, умчался. Томас сердито плюнул,пообедал в гордом одиночестве. На этот раз калики не было так долго, что Томасвстревожился и, чтобы как-то сократить ожидание, лег, положив голову на меч, заснул.

Проснулся, ахнул: солнце уже до половины опустилось завиднокрай. Возле затухающего костра возился калика, дул на угли, подбрасывалветочки.

— Спи, спи, — успокоил он рыцаря. — Утровечера мудренее.

— Что утро? — пробурчал Томас с досадой. —Бог даст день, черт даст печали.

— Печали? Но еще и коня.

— Кто? — переспросил Томас. — Бог или черт?

Калика поставил на костер котел с водой, присел, кряхтя:

— Я не силен в христианской мифологии. Считай, что моибоги пошлют коня. Когда-то были и твоими...

Он потемнел лицом: теперь и на его Отчизну силой оружияпринесли чужую веру и чужих богов, а русские храмы сожгли, разрушили! Волхвамже вовсе рубили головы, четвертовали, сажали живыми на кол, утверждая учениеХриста.

— Спи, сэр Томас, — не приказал, а попросил онтихим голосом, словно горло сжала чужая сильная рука. — Спи...

Странно, Томас сразу заснул, наверстывая упущенное. Когдаснова открыл глаза, был рассвет, солнце зажгло огненными стрелами облака, крайнеба золотился, готовясь вспыхнуть. Калика сидел у костра на том же месте, втой же скорбной позе. Увидев или угадав, что Томас проснулся, медленно поднялсяна ноги. Томас отчетливо услышал хруст застывших суставов:

— Поднимайся, доблестный рыцарь! Вижу великое будущееанглов. Вытаскивай мясо...

Громовой рев прервал его слова. С крутой горы сорваласьнебольшая лавина, камни понеслись вниз, круша кусты и деревца. Томасупоказалось, что из темной дыры пахнуло облачко сизого дыма.

Олег испуганно всплеснул руками, бегом бросился вверх покрутому косогору. За его спиной прыгал тяжелый меч на неплотно затянутойперевязи. Томас содрогнулся, выдернул свой меч из ножен, расставил ноги шире истал ждать, ухватив рукоять обеими руками.

Калика почти докарабкался до норы, когда в темноте полыхнулокрасным, мелькнула страшная зеленая и очень когтистая лапа размером с бревно,покрытая толстыми пластинами чешуи...

Когти заскрежетали по камню, оставляя глубокие царапины,следом из пещеры высунулась серо-зеленая скала, как показалось Томасу, но вдругскала раскололась, ноги Томаса задрожали: из пещеры вылезал дракон! Сэр Говен,судя по песням менестрелей, однажды сразил дракона размером с боевого коня, ноэтот в десятки раз крупнее! Еще не выполз и до половины, а уже с длинный сарай,на спине покрытый костяными плитами, что на боках переходили в толстую чешую,каждая чешуйка с рыцарский щит. Голова дракона с туловище быка, а в пасти легкопоместилась бы коза с двумя козлятами!

Дракон распахнул зев, красный как адова печь, зубы каккинжалы, ревнул уныло. Томас, выронив меч, ухватился за шлем, чтобы не снеслострашным потоком воздуха. Ноздри зверя выгибались, словно собачьи будки, из дыршел не то дым, не то пар. Глаза дракона, как два опрокинутые вверх дном котла:выпуклые, огромные, немигающие. Брюхо терлось о камни, скрежетало, будто тащилиегипетскую пирамиду, спина задевала свод, на костяные плиты сыпались камешки,земляная труха. Лапы зверя напоминали лягушачьи или ящерицы, если можновообразить ящерицу ростом с холм.

Зверь остановился, мотнул огромной мордой, щурясь от яркогосолнца. Солнечные лучи преломились в выпуклых глазах, затянутых прозрачнойкожистой пленкой, зверь ревнул снова, начал пятиться, втягивая голову в плечи.Дряблая шея в выцветших, потертых костяных щитках пошла толстыми складками.

Томас, дрожа всем телом, громко читал молитву ПресвятойДеве, защитнице и заступнице отважных воинов, умолял загнать дракона обратно, стаким огромным зверем не справился бы даже Ланселот вместе с остальнымирыцарями Круглого Стола... Внезапно оборвал молитву, зло выругался, помянувнедобрым словом всех святых, их матерей, детей и родственников: каликавскарабкался на карниз, подхватил скомканную шкуру, бегом несся к зверю!

Томас заорал, призывая глупого язычника не лезть в пастьсвоему звериному богу, Христос отменил жертвоприношения, став сам последнейжертвой, потому не дури, стой, подожди... Если бы добрый конь да длинное копье,подумал со злостью, можно было бы ринуться на дракона: убить не убить, а погиббы с честью, а теперь остается лишь сложить голову рядом с язычником...