Над бесконечным оранжевым миром висело знойное сарацинскоесолнце. Высоко в синеве застыл прибитый к небесной тверди едва видимый с землиорел. Раскаленный воздух колыхался прозрачными волнами.

По широкой утоптанной дороге ехал, держа направление насевер, огромный рыцарь на тяжелом черном жеребце. Над железными доспехамидрожали струйки перегретого воздуха, по открытому лицу бежали ручейки пота.Голубые как небо глаза, невиданные здесь до прихода франков, смотреливызывающе. Рыцарь словно искал повод, чтобы бросить ладонь в железной перчаткена рукоять длинного меча.

Огромный жеребец шел ровным шагом, рассчитанным на долгоеодоление дороги. На твердой будто камень земле, утоптанной миллионами конских ичеловеческих ног, оставались оттиски копыт размером с тарелку. Поверх доспеховс плеч рыцаря спадал белый плащ с искусно вышитым красным крестом. Слева убедра покачивался треугольный щит с драконами, львами и медведями, слегкапомятый, справа у седла приторочен огромный двуручный меч с вытертой до блескажелезной рукоятью. Сзади вздувался небольшой тюк с походными мелочами.

В правой руке крестоносец держал острием вверх длинноекопье. Блестящее лезвие отливало оранжевым, словно на кончике копья рыцарь везраскаленный слиток металла. Конь ступал тяжело, угрюмо косил на всадникаогненным глазом. Рыцарь вместе с конем казались ожившей статуей, каких многоосталось от языческих времен на площадях Рима.

Солнце слепило глаза, воздух словно поднимался из адовойпечи, где суждено гореть всем неверным и грешникам. В стороне от дороги — кучкажалких деревьев, в редкой тени лежат люди в цветных пестрых халатах. Троим тенине хватило, из-под телеги торчат голые ноги. Буйволы, отыскав лужу, слывшуюздесь озером, неподвижно застыли в самой середине, как огромные валуны,выставив морды из жидкой грязи.

Рыцарь проехал мимо рощи и бровью не повел. Крестоносцу,сэру Томасу Мальтону из Гисленда, герою взятия Иерусалима, не присталовыказывать слабость на глазах побежденных.

Конь ступал медленно, дорога тянулась пустынная, лишь кполудню Томас догнал хоть что-то живое — вереницу паломников. Пешие бредут неотрывая глаз от земли, в лохмотьях, изможденные. Томас потихоньку прошепталблагодарственную молитву Пречистой Деве, что сотворен рыцарем: на них дажеплащи гаже тряпок, о которые вытирают ноги.

Они брели, покрытые серой дорожной пылью, загребая усталыминогами, стоптанная обувь волочилась, распадаясь на глазах. Все до одногопохожие не то на огородные пугала, не то на скелеты в плащах с капюшонами.Томас закашлялся от поднятой пыли, поспешно пустил коня вперед. Ни один даже невзглянул на великолепного рыцаря. Навидались в Святой земле, как, впрочем, ирыцарь повидал всяких странников, паломников, одержимых.

Впереди темнела стена леса. Конь посматривал с надеждой —прохлада, отдых, но шагу не прибавил — далеко. Дорога пролегала через маленькоесело, Томас поправил перевязь меча, насторожился. С той поры, как войскокрестоносцев огнем и мечом прошло эти края, сопротивление сарацин сломили, ноодиноким воинам лучше быть настороже, если не хотят встретить рассвет сперерезанным горлом: край здесь все еще дикий.

Томас с железным стуком опустил забрало, цепко посматривалчерез узкую прорезь стального шлема. Не до красот, сейчас он видел плоскиеглиняные крыши, откуда горячие головы могут метнуть копье, высокие кудрявыечинары, где легко затаится лучник...

Впереди слышался злобный лай собак, рычание. Конь всхрапнул,прижал уши, но с ходу не сбился. Выехав на околицу, Томас увидел в десяткешагов впереди свору тощих псов — наскакивали на бредущего странника, хватали залохмотья, за ноги. Из-за глиняного забора в чужака летели палки и комья

сухой земли. Странник даже не отмахивался толстым посохом —еле брел, шатался, на ногах темнела корка запекшейся крови, но на икре ужевиднелась свежая алая струйка. Псы, почуяв кровь, наскакивали яростнее, одинподпрыгнул и вцепился в спину несчастного.

Заслышав тяжелое буханье копыт, псы зарычали громче, одинпопытался ухватить жеребца за ногу. Томас ударил концом древка, пес с визгомотпрыгнул. Над забором появились кудрявые головы сарацинских детей, камни ипалки полетели теперь в Томаса. Псы окружили всадника, напрыгивали, рычали —вот-вот набросятся разом. Конь тревожно всхрапнул, Томас натянул поводья, чтобытот не понесся в страхе. Развернув копье, он ловко пронзил пса, стряхнул наземлю окровавленную воющую жертву, ударил по хребту другого.

Первый пес полз в пыли, за ним волочились кишки, оставляямокрый след. Псы сгрудились вокруг, один лизнул кровь, и вдруг все набросилисьна раненого. Из сцепившегося клубка полетела шерсть, послышался смертный визг.

Странник оперся о посох, капюшон скрывал лицо, Томас слышалхриплое дыхание, словно работали прохудившиеся кузнечные мехи.

— Хватайся за стремя, — велел Томасбрезгливо. — Псы озверели. Раздерут!

Паломник ответил сиплым прерывающимся голосом:

— Пусть милость... на тебя... добрый рыцарь...

Из рваного рукава выползла рука скелета, такой онапоказалась Томасу. Конь брезгливо фыркнул: от странника дурно пахло. Томас едваудержал коня, тот рвался пойти рысью. Паломник тащился рядом, почти повиснув настремени, изодранный плащ, явно с чужого плеча, висел на нем хуже, чем наогородном пугале.

За селом странник отпустил стремя, без сил повалился в пыль.Его широко раскрытый рот жадно хватал воздух. Глаза запали, губы бледные,бескровные, в груди завывало, как в трубе камина в ветреную зимнюю ночь.

— Спаси Бог...

— Лаудетур Езус Кристос, — буркнул Томасблагочестиво.

Конь торопливо пошел рысью, лишь когда чужак остался далекопозади, перешел на прежний тяжелый шаг.

Лес постепенно приближался. Солнце начало клониться к закату— красное, раскаленное, как горящая заготовка меча на наковальне. Воздух былнастолько сухой, что царапал горло. Томас давно хотел есть, тело ныло отусталости, а конь спотыкался все чаще.

Дорога, завидев лес, уже не виляла, а неслась к спасительнойтени и зелени, где мог быть ручей, со всех ног. Томас подъехал к ближайшимдеревьям, ветви закрыли от палящего солнца, плечи сами расправились, спинавыпрямилась. Конь коротко заржал, затрусил по узкой дорожке между огромнымикряжистыми деревьями. Томас узнал дуб, граб и вяз, остальные — гадкиесарацинские, которых Пречистая Дева не допустила в его благословенную Британию.

— Сейчас отдохнем, — успокоил Томасторопливо. — В такой роще да без ключа? Я всей рыцарской душой аки алчущийлев чую прохладу!

Впереди кусты затрещали. На дорогу вывалился как огромныйкабан, крупный приземистый латник — в блестящем шлеме, нагрудном панцире накожаной куртке грязного цвета. Латник был широк в плечах, кривоног. На поясеширокий кинжал, в обеих руках незнакомец держал огромный боевой топор.