Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тонечка еще раз посмотрела на фотографию, которая стояла на столе между ней и хозяйкой.
…Вот, значит, какой ты был, сказала Тонечка человеку на фотографии.
– Премьер-министра звали Саад аль-Харуни. Молодой, сорока не было еще. У него сильно болела мать. Она жила не в Бейруте, а в какой-то деревне и выезжать оттуда категорически отказывалась. Врачи летали к ней, ставили разные диагнозы. А ей только хуже становилось. И болезнь прогрессировала быстро! Она прям… угасала. Саад ее очень любил. В мусульманстве почтение к родителям закладывается с рождения, но тут особый случай. Он единственный сын, остальные девочки, и мать его просто обожала, и он ее тоже. Я точно знаю, потому что она мне сама рассказывала!
– Кто? – не поняла Тонечка.
– Фатима, мать Саада. Что ты смотришь? Она прилетала, жила здесь на правительственной даче! Ты дослушай до конца, дослушай!
– Ну? – поторопила Тонечка.
– Премьер-министр привез к ней Левушку, а она уже не встает, в горячке, бредит!.. Он посмотрел, а там же никакого оборудования нету, деревня в горах!.. И кругом война!.. С премьером лекари все прилетели, которые ее пользовали, все стоят, молчат, молятся. Понимают, что не спасти.
– Ну?!
– Лева спас, – сказала Светлана с торжеством в голосе. – Представляешь?
– Нет, – не поверила Тонечка.
– Он живот смотрел, смотрел, потом говорит: вы что все, обалдели тут? У нее уже перитонит, срочно оперировать, пока не поздно!.. И прооперировал. Кто-то там ему ассистировал из местных. На другое утро Фатима проснулась – температуры нет, болей нет. Я, говорит, встану, мне по хозяйству надо! Ну, Саад собирался своим головы рубить за то, что мать чуть не погубили, но Лева его отговорил, – Светлана Павловна засмеялась. – Объяснил, что аппендицит – коварная штука, может маскироваться под любое заболевание. Нужен большой опыт, чтоб его сразу распознать.
– Вот это да, – от души сказала Тонечка. – Вот это правда – сценарий.
– Саад и подарил Пояс Ориона моему мужу, – неожиданно заключила Светлана Павловна. – Он прилетел в Москву с неофициальным визитом, и мать с ним прилетела. Она ни разу в жизни из своей деревни никуда не выезжала, а тут в Москву отправилась! Чтобы Леву поблагодарить. Тогда только-только в Горький стали иностранцев пускать. Вот они с матерью и женой у нас были. Шум на весь город!.. Улицы перекрывали! В магазинах шаром покати, на улицах свет не горит, каждый день демонстрации, а тут – делегация! «Чайки», «Волги», мотоциклисты, флаги!..
Тонечка опять посмотрела на фотографию.
Ну да, сказал ей человек оттуда, так все и было. Приятное воспоминание. Трогательное и смешное.
– Вернее, Пояс подарила Фатима. Она сказала, что посоветовалась с сыном и они решили наградить советского хирурга таким особенным образом. Этот Пояс, по легенде, принадлежал какому-то звездочету, который вел свой род от самого Пророка. Цены ему нет.
– А какой он? – завороженно спросила Тонечка. – На что похож?
– Это, знаешь, такая полоска парчи, довольно длинная, вся затканная жемчугом, с тремя большими бриллиантовыми звездами. Лева мне рассказывал, что в созвездии Пояс Ориона состоит из трех звезд, называются они Альнитак, Альнилам и Минтака, переводится с арабского «кушак», «нить жемчуга» и «пояс». Звезды бело-голубые, похожие на те бриллианты, которые были на парче. И он тяжелый! Парча золотая, и камней много.
Светлана Павловна помолчала, а потом сказала негромко:
– Вот из-за этих жемчугов и бриллиантов Леву убили.
И моментально превратилась опять в старуху. Щеки ввалились, запали глаза, потускнели волосы, небрежно стянутые заколкой.
– У него украли Пояс? – спросила Тонечка, замирая.
Если Пояс украл Кондрат, значит, он и убил Лениного отца! Еще тогда, давно!..
– У нас здесь бандитов было много, – продолжала старуха, только что бывшая Светланой Павловной, – они везде были, но у нас каждый второй. Или мне так казалось?.. Когда начался беспредел, они решили у Левы Пояс отобрать, про этот подарок весь город знал. Ему угрожали, пугали, что нас с Леной убьют. Мы тогда несколько месяцев с охраной в школу ездили, я ее провожала и встречала. Потом в Москву папа нас отправил, квартиру нам снял. А его здесь убили. Перед смертью так пытали, что хоронили мы его в закрытом гробу. Весь город хоронить пришел.
– Господи, – пробормотала Тонечка. – Какой ужас…
– Только Пояс он им не отдал, – сказала Светлана Павловна. – Лучше бы отдал! Может, жив бы остался! Но это же Лева! Чтобы он какую-то мразь испугался и сделал то, что они хотели! Никогда в жизни!..
– Почему вы думаете, что не отдал?
– Я знаю, а не думаю.
– Почему?
– Потому что его, этот Пояс проклятый, теперь с Лены требуют. И с меня.
Теперь Тонечка встала, налила себе в чашку воды из-под крана и залпом выпила.
– Так, – сказала она. – С вас требуют, чтобы вы отдали Пояс Ориона. Следовательно, считается, что он у вас.
Светлана Павловна кивнула.
– Почему сейчас? Столько лет прошло! Почему раньше не требовали?
– Потому что Лена только в прошлом году вернулась.
– Откуда?
– Из Бейрута. И они сразу зашевелились. Сначала вроде потихоньку, а потом все активней и активней.
Тонечка запустила руку в кудри.
– Что Лена делала в Ливане?
– Работала, – и Светлана Павловна улыбнулась изумлению собеседницы. – Когда отца не стало, она школу экстерном закончила, поступила на арабское отделение в институт военных переводчиков и уехала в Ливан. Ну, не могла она здесь жить со мной!
– Кем она работала?
Светлана Павловна сухо улыбнулась.
– Она мне не рассказывала, а я не расспрашивала. У них не принято расспрашивать. Она еще в школе мне сказала, что уедет в Ливан, как отец. И будет там работать. Она же маленькая была, все фантазировала, как разыщет Саада, расскажет, что отца убили, и тот отомстит. Окончила институт и уехала. В отпуск только приезжала ненадолго, да и то мы с ней почти всегда в Москве встречались и на курорт ездили под Петрозаводск. Ей все на Север хотелось, чтоб лес, озера, холодные дожди, грибы…
– Да, – сказала Тонечка. – А я-то думала, при чем тут институт военных переводчиков и арабский язык… А оказывается, это самое главное…
– Когда она вернулась, нам стали звонить, эсэмэски гадкие слать, пару раз электронную почту Ленину взломали. Все требовали, чтоб мы