красивыми воротами, стрельницами и башнями; а внутри воздвигались каменные церкви, соборы и палаты. Деревянный великокняжеский дворец Иван III велел разобрать и на его месте начал строить каменный, поручив сию постройку Фрязину Алевизу, миланскому уроженцу. Дворец этот был окончен и украшен уже при Василии Ивановиче. Он представлял группу разных приемных или парадных палат и постельных или жилых хором великого князя и великой княгини, с высокими теремами или чердаками. Дворцовые здания возвышались над нижними или подклетными этажами, которые, в свою очередь, местами были выстроены на белокаменных погребах. Они соединялись красивыми открытыми сенями или переходами и крыльцами с лестницами. Приемные палаты шли по фасаду, обращенному к площади, занятой соборами Благовещенским, Архангельским и Успенским. Тут были палаты Большая, или Грановитая, и Середняя, или Золотая, богато украшенные позолотой и стенным расписанием; на Москву-реку выходили палаты набережные, Большая и Малая. Внутрь дворца были обращены Столовая изба, Постельная изба, жилые терема и так далее. А посреди государева двора стоял заново построенный каменный Спасо-Преображенский собор. Благовещенский собор примыкал к самому дворцу и был соединен с ним крыльцом или папертью; а между соборами Благовещенским и Архангельским построена особая кирпичная палата, назначенная для хранения государевых сокровищ или казны и получившая потом название Казенного двора. Была во дворце и особая палата Оружничья, то есть наполненная разного рода оружием. Кремлевский дворец вообще изобиловал дорогой утварью и всякого рода сокровищами. Он был оберегаем многочисленной стражей, состоявшей из стрельцов и московских дворян.

Обрядовая сторона придворного быта также получила большое развитие под влиянием преимущественно византийским, которое оживилось с прибытием в Москву Софьи Палеолог и окружавших ее греков. Эта сторона, по-видимому, наиболее была обработана именно при сыне Софьи Василии III. Доступ к особе государя затруднен теперь разными церемониями и целой лестницей придворных чинов. Венчание на царство получило характер сложного и величественного обряда, основанного главным образом также на византийских преданиях. Государевы выходы в дни праздников и вообще торжеств приобрели невиданную дотоле пышность. Особенной роскошью и великолепием отличались приемы иноземных послов и их угощение за царским столом. В обзоре событий при Василии III мы уже видели, какими обычаями и обрядами сопровождались прием и угощение германского посольства, во главе которого стоял Герберштейн. Любопытно, что описание приемов и угощений, совершавшихся при его сыне Иване Грозном, является почти дословным повторением тех же обычаев, только с небольшим разнообразием согласно обстоятельствам. В этих обычаях, как и вообще при сношениях с иноземцами, московский двор отличался замечательной устойчивостью (консерватизмом); а московская дипломатия строго наблюдала достоинство и честь своего государя, преимущественно когда дело касалось его полного титула, который она не позволяла умалять ни под каким предлогом; что, как известно, нередко вело к долгим пререканиям с соседями, особенно с поляками. Московское правительство хотя и своеобразно, но хорошо понимало, что твердость и неуклонность в подобных случаях оказывают немалое влияние на наше международное положение, в те времена еще не совсем упроченное и подвергавшееся разным спорам со стороны соседей.

Рядом с развитием монархической самодержавной власти в Московском государстве получило более прочную организацию и высшее служилое сословие, то есть боярское. При обзоре предыдущего периода нашей истории мы видели, какая масса князей и бояр приливала в Москву из бывших удельных княжеств, как увеличилось через то московское боярство и какую внутреннюю борьбу вызвал в нем этот прилив, борьбу за старшинство или так называемое «местничество». Со второй половины XV века, вместе с окончательным упразднением уделов, число княжеских семей, поступивших на службу московского государя, возросло до такой степени, что придворная аристократия — если можно так выразиться — окрасилась в княжеский цвет, что еще более придавало блеску московскому самодержавию. Сыновья и внуки еще недавно самостоятельных владетелей теснились теперь вокруг его трона и заискивали его высоких милостей. Но вместе с тем они, конечно, еще не успели забыть о недавнем прошлом и при удобном случае могли высказать притязания, не согласные с развивающимся самодержавным строем, в особенности притязание на право быть главным советником государя и занимать важнейшие места в управлении. Хотя вообще княжеские фамилии и успели занять в Москве высшие ступени аристократической или боярской лестницы, однако далеко не все разросшиеся ветви этих фамилий достигали сих ступеней. Московские государи, именно Иван III и Василий III, чтобы ограничить их притязания и предупредить их сплоченность, искусно воспользовались высшим правительственным учреждением, то есть Боярскою думою. Сия дума, около того времени получившая более определенную и прочную организацию, состояла из трех классов: бояр, окольничих и думных дворян, с прибавлением нескольких дьяков. Тот член боярской фамилии, который заседал в думе, носил сан истого боярина. Этот сан сделался высшим достоинством в московской служебной аристократии; он давался государем только лицам самых знатных и старых родов, как княжеских, так и некняжеских. В течение XVI века в составе думных бояр встречаются, с одной стороны, потомки Игоревичей и Гедиминовичей, как князья Ростовские, Ярославские, Пронские, Микулинские, Шуйские, Бельские, Воротынские, Мстиславские, Щенятевы, Булгаковы, Голицыны, Куракины, Оболенские и прочие; а с другой — потомки старого московского нетитулованного боярства, каковы: Воронцовы, Юрьевы, Бутурлины, Челяднины и некоторые другие. Хотя число княжеских фамилий здесь преобладало, зато многие члены этих фамилий, особенно младшие их ветви, остались вне боярского сана и поставлены были ниже помянутых нетитулованных фамилий.

Члены княжеских фамилий, менее знатных, попали в думу только в качестве окольничих и только отчасти потом дослужились до боярского сана. В числе окольничих в XVI веке вообще преобладало старое московское (нетитулованное) боярство, которое, как видно, успело отстоять за собой вторую ступень, уступив первую только знатнейшей княжеской аристократии и став выше менее знатных княжеских родов; таковы фамилии Морозовых, Тучковых, Салтыковых, Шеиных, Беззубцевых, Шереметевых, Сабуровых, Годуновых, Колычевых и так далее. После бояр и окольничих третью ступень в думе занимали думные дворяне; о них источники упоминают со времени Василия III и малолетства Грозного, называя их «дети боярские, которые в Думе живут». Такое выражение ясно указывает на их происхождение: государь (может быть, уже Иван III, а тем вероятнее Василий III) брал наиболее родовитых людей из сословия детей боярских и сажал их в думу, где некоторые из них потом дослуживались до окольничества и даже до боярства. Эти думные дворяне принадлежали обыкновенно к обедневшим и захудалым фамилиям, выделившимся из родов княжеских и простых боярских. Подобных захудалых фамилий, иногда даже утративших свой прежний княжеский титул (например, Ржевские, Татищевы и пр.), с течением времени образовалось большое количество. Иногда же государь жаловал в думные дворяне людей совсем не родовитых, но хороших дельцов, которых