собой. Это право перехода обращается собственно в право «своза» или перезыва: обыкновенно тот землевладелец, который переманивал к себе крестьянина, обязывался уплатить за него все должное прежнему господину. Иногда обедневший крестьянин, чтобы облегчить себе бремя податей и повинностей, с целого земельного участка переходил у того же владельца на половинный участок, то есть поступал в разряд бобылей, или совсем отказывался от участка, ограничивался только двором, даже переходил на чужой двор, и таким образом становился казаком, то есть простым работником, батраком, или, наконец, просто давал на себя кабалу, то есть продавался в холопы. Но часто свое право выхода крестьянин отыскивал незаконным способом, без «отказа» или без расчета с владельцем, что считалось тогда побегом; ушедший таким образом, как беглец, водворялся по закону насильно на старое место. Частные землевладельцы, конечно, предпочитали переманивать крестьян, не рассчитываясь за них с прежним господином, а просто укрывали у себя беглых. Нельзя сказать, чтобы право свободного перехода, существовавшее в прежнее время, сделало крестьянское сословие слишком подвижным или бродячим. Напротив, в общей сложности только небольшая часть пользовалась этим правом. Но во второй половине XVI века разные причины усилили стремление крестьян к перемене жительства в незаконной форме побегов.

Частые и многие войны, веденные Иваном IV, в особенности бедственная двадцатичетырехлетняя борьба за Ливонию, требовали чрезвычайных усилий и жертв, до крайности умножили бремя налогов, всякого рода поборов и повинностей; бремя это еще увеличивалось притеснениями и вымогательствами чиновников и вынуждало крестьян к переселениям. Особенно терпели опустошения западные и северо-западные области, близкие к театру войны; множество сельских жителей бежало отсюда в другие, более безопасные края. А совершаемые в то время завоевания обширных и пустынных пространств на юго-востоке России, особенно в Поволжье и Приуралье, представили широкий простор для русской земледельческой и промышленной колонизации; помимо переселений, производимых собственно правительством, туда устремилась часть русского крестьянства, заводила там поселки и общины на землях черных или государевых, а также и на землях, раздававшихся местным служилым людям, которые призывали земледельцев, приманивая их разными льготами. Наиболее беспокойные и свободолюбивые крестьяне уходили на Дон и присоединялись к вольным казацким общинам.

Со своей стороны служилое сословие, по естественному ходу вещей, стремилось привести все в большую и большую зависимость от себя жившее в его вотчинах и поместьях земледельческое население, стеснять его вольности и закрепить его за собой. По мере того как военная и вообще государева служба становилась непременной и пожизненной обязанностью помещиков и вотчинников, а частые войны и сторожевая служба на украйнах затрудняли им возможность лично вести свое сельское хозяйство, естественно, учащались их жалобы правительству на разорение, которое причиняли им крестьянские переходы и побеги, — разорение, вследствие которого они не могли исправно отправлять самую государеву службу, а также вносить подати и оброки со своих земель.

Правительство московское, само состоявшее из высших разрядов тех же служилых людей, то есть московское боярство, конечно, разделяло это стремление к закрепощению крестьянства и действовало в том же направлении. Когда же в последней трети XVI века произошло вышеназванное переселенческое движение к юго-восточным окраинам и участились крестьянские побеги, вместе с тем умножились жалобы помещиков и вотчинников срединных и коренных русских областей и правительственные места были завалены служебными исками о беглых крестьянах; тогда, именно в конце XVI века, правительство принимает ряд мер, которые положили начало закрепощению свободного дотоле крестьянского сословия за классом землевладельческим. Первые меры, принятые в этом смысле, относятся к царствованию Федора Ивановича; но так как действительным главой правительства тогда состоял Борис Годунов, то история по справедливости считает его одним из главных основателей крепостного права в России. Стремясь занять престол после бездетного Федора, он, естественно, искал опоры в военнослужилом сословии, равно в боярах и детях боярских, и старался приобрести их расположение. Теми же мерами он приобретал и расположение могущественного духовенства, которое было тогда, после государя и служилого сословия, третьим земельным собственником в России. Его заискивание перед духовенством выразилось еще ранее по следующему поводу. В начале царствования Федора Ивановича, в июле 1584 года, Московский духовный собор, по желанию правительства, подтвердил указ Ивана IV (1580 г.), запрещавший духовенству приобретать от служилых людей вотчины, как покупкой, так и по духовному завещанию, и, кроме того, постановил отменить тарханные или льготные грамоты, жалованные за церковные имущества, которые теперь должны были платить государевы подати и отбывать повинности наравне с прочими. Эти-то тарханы служили большой приманкой для крестьян, которые во множестве переходили от служилых людей на льготные церковные земли; от чего «вотчины воинских людей терпели многое запустение». Тарханы отменялись на время, «покамест земля поустроится». Но мера эта оказалась весьма кратковременной: в октябре следующего года, когда усилилось влияние Годунова, тарханы были уже восстановлены. Тем с большим усердием старался он теперь угодить и служилому, и духовному сословию стеснением крестьянских переходов.

Главной подготовительной мерой против незаконных крестьянских уходов послужили писцовые книги, то есть подробные земельные описи с указанием их жителей, перечисленных почти поименно, а также с вычислением пашен, лугов, лесу, разных угодьев и, разумеется, с указанием оброков и податей, которые накладывались по вытям, то есть по известному количеству десятин пахотной земли. Эти писцовые книги со времен Ивана III составляли одну из важнейших правительственных забот; но с особенной энергией они были ведены при Федоре Ивановиче в конце 80-х и начале 90-х годов XVI столетия. Когда таким образом приведены были в известность земли, села и деревни преимущественно серединной полосы Московского государства, тогда последовали указы, которые должны были служить руководной нитью в хаосе судебных исков о беглых крестьянах и вместе с тем значительно стеснить возможность крестьянских выходов без «отказа», то есть возможность побегов. Первый известный нам указ такого рода издан был 24 ноября 1597 года. «Царь и великий князь Федор Иванович всея Руси указал, и бояре приговорили» тех крестьян, которые выбежали из поместий и вотчин, как служилых людей, так и церковных, за пять лет до сего указа, «сыскивать накрепко» и «по суду и сыску тех беглых крестьян с женами и детьми и со всеми животы возити назад, где кто жил». А те крестьяне, которые ушли за шесть и более лет, пусть остаются со своими новыми землевладельцами, если в течение сего времени их прежние помещики и вотчинники на них не били челом государю. Но те дела о беглых крестьянах, которые уже начались («засужены»), приказано «вершити по суду и сыску». Следовательно, этим указом полагается пятилетняя давность для возвращения беглых крестьян на прежние места, давность, приуроченная