всех своих легатов, навархов, проратов и центурионов, которых в первую очередь необходимо было обеспечить квартирами в пределах города.

Узнав, что в Мессану прибыл сын принцепса сената с женой и сестрой, проагор, не долго думая, предоставил в полное их распоряжение свой собственный дом в городе, а также роскошную загородную виллу, находившуюся в живописной местности у Халкидской горы. Антония и Эмилия были в восторге от этой виллы, представлявшей собой настоящий царский дворец. Такого они не видели в Риме, где слишком кричащая роскошь могла вызвать строгое порицание цензоров и даже денежный штраф. Самые богатые римские сенаторы старались особенно не выделяться из числа других состоятельных граждан. Был случай, когда одного из консуляров за приобретение слишком дорогого сервиза цензоры исключили из сената.

Когда Скавр вышел из городских ворот, он обратил внимание на только что прибывшего всадника, который спешился возле конного двора. Это был загорелый молодой человек в красном солдатском плаще и в солдатских башмаках. Только окаймленная сильно выцветшим плебейским пурпуром112 туника выдавала в нем римлянина из сословия всадников.

Скавр с трудом узнал в загорелом и запыленном приезжем Целия Антипатра, своего друга. Он с криком радости бросился ему навстречу.

Друзья обнялись и расцеловались.

– Едва узнал тебя! – смеясь, воскликнул Скавр. – О, где тот щеголь, к которому мы все так привыкли в Риме!

– Некогда и незачем мне следить за своей внешностью, – с горькой усмешкой отвечал Антипатр. – Уже год, как я не видел вокруг себя приличных людей, красивых и нарядных женщин – одна грубая солдатня, пот, пыль, грязь, кровь и трупы. Если бы ты знал, что я пережил на этом проклятом острове!.. Теперь домой, домой! К родным ларам и пенатам! Поскорей бы увидеть Счастливую гавань Остии! Оттуда я пешком готов идти до самого Рима.

– Последнее твое письмо я получил в январе, – вспомнил Скавр. – Ты писал, что вынужден остаться служить под командованием претора Сервилия…

– О нет! С меня хватит! – поморщившись, ответил Антипатр. – Ты не представляешь себе, как мне опротивела военная служба! Я не дезертир, но я доброволец, последовавший за Лукуллом, чтобы хоть чем-нибудь быть полезным ему и всей партии оптиматов. Теперь Лукулл вернулся в Рим, и я как доброволец имею право уйти со службы. Лукулл блестяще начал, но кончил величайшим позором. Новый претор уговаривал добровольцев остаться. О, Юпитер! Он сулил нам быструю победу, но ты уже, наверное, слышал? Мятежники разбили нас на реке Канне. Как тебе нравится такое совпадение? Почти битва при Каннах! Сервилия теперь все называют «сицилийским Варроном»113. Сам я еле унес ноги, швырнув в кусты свой щит. Теперь ни о какой победе не может быть и речи… Хватит! Навоевался! Пусть теперь другие воюют… По правде сказать, я так истосковался по милым удобствам в Риме, по Паллацинским баням! – с мечтательной улыбкой добавил он.

– О, как я тебя понимаю, мой Антипатр! – воскликнул Скавр. – Хвала Юпитеру, что мне не пришлось испытать всего того, что испытал ты! Мне повезло, что я не смог принять участия в этой проклятой и позорной для Рима войне. Я только умираю здесь от скуки. В отличие от тебя я и думать не могу о возвращении в Рим до конца этого года. Претор, мой тесть, оставил меня здесь в должности заместителя Марка Гратидия. Ты должен помнить его. Два года назад он был триумвиром по уголовным делам. Теперь он легат Антония. Ему приказано охранять пролив от мятежников. В Риме опасаются, что беглые рабы могут сделать попытку переправиться в Италию… Но поговорим обо всем позднее. Сейчас мы поедем ко мне, то есть в роскошную усадьбу мессанского проагора, где я теперь обитаю вместе с женой и сестрой.

– Как? Антония и Эмилия здесь? – изумился Антипатр.

– Да, да… Представляю, как они будут рады увидеть тебя.

– Но как я могу показаться им на глаза в таком виде? – растерянно произнес Антипатр.

– Брось! Это мелочь! Антония и Эмилия не простят тебе, если ты не повидаешься с ними. Поехали! Больше не хочу слышать никаких отговорок! Садись на коня и следуй за моей колесницей! Четверти часа не пройдет, как мы будем на месте. Рабы попарят тебя в бане, завернут в одну из моих белоснежных тог, в которой ты будешь возлежать на обеденном ложе и рассказывать всем нам о своих подвигах…

В этот момент к Скавру подбежал запыхавшийся подросток и стал выкрикивать:

– Господин!.. Меня послали… доложить…

– Постой-ка, мальчик! Ты кто и откуда? – перебил его Скавр.

– Я из имения моего господина, проагора Мессаны…

– Что-нибудь случилось? – встревожился Скавр.

– Меня послала госпожа… твоя жена Антония. Она велела передать, что прибыли посланцы из Триокалы для переговоров об обмене заложниц на римлян, плененных мятежниками…

– Хвала богам! Наконец-то! – испустил Скавр радостный вздох и, обернувшись к Антипатру, заторопил его:

– Не будем терять времени, мой друг! Ты подоспел как раз вовремя! Скоро мы все увидим нашего дорогого Фонтея Капитона, которому повезло меньше, чем нам обоим…

– Что я слышу! – изумленно воскликнул Антипатр. – Капитон нашелся? Жив?..

– Жив, жив… Ни о чем больше не спрашивай! Потом все узнаешь! Жди меня здесь!..

И он, махнув рукой, побежал на конный двор, чтобы поторопить раба, запрягавшего лошадей в колесницу.

Глава шестая

Похороны Сальвия Трифона. – Сирт и Астианакс. – Ювентина, Леена и Акте. – Морской бой у Скал Циклопов. – Нападение пиратов на Мессану

Сирт, с тяжелым сердцем оставивший Ювентину, Леену и Акте в Убежище, когда туда неожиданно нагрянули римляне, поехал по старой дороге от Катаны через Энну, Каллониану, Коркониану к Агригенту и оттуда через Коммициану в обход Цены и Гераклеи, области которых, по слухам, контролировались римлянами. Через три дня он примчался на почти загнанном коне в лагерь восставших под Алларой.

Этот многострадальный город после семимесячного перерыва, пока сама Триокала была в осаде, вновь был осажден повстанцами. От его жителей продолжали требовать оружия и одежды, но город, хорошо подготовившийся к обороне, отказывался вести переговоры с мятежниками.

Под Алларой стоял четырехтысячный отряд под командованием Эвгенея. Молодой сириец отделался легкой раной под Скиртеей и поначалу с горсткой людей ушел в Мотию, присоединившись к Скопаду и Бранею, но пробыл там всего два дня, решив перебраться в еще не осажденную Триокалу. Афинион назначил его таксиархом, начальником тысячи воинов, охранявших ее западные ворота, обращенные к Энтелле. После того как римляне сняли осаду, Афинион присоединил к таксиде Эвгенея три тысячи уцелевших воинов из разбитых отрядов Терамена, Диоксена и Аминандра. С этими силами Эвгеней приступил к осаде Аллары.

От сирийца Сирт узнал, что третьего дня скончался Сальвий Трифон.

– Похороны назначены на сегодня, в два часа пополудни, – сообщил Эвгеней. – Я как раз собираюсь выехать в Триокалу с тремя сотнями всадников. Если хочешь, присоединяйся к нам. Вместе простимся с нашим стариком… Кто знает, может быть, он останется в памяти людей как единственный в мире царь рабов, умерший непобежденным, – помолчав, добавил он.

Потом он стал расспрашивать о Лукцее.

– О нем теперь нечего беспокоиться, – сказал Сирт. – Когда мы узнали, что вы разгромили войско Сервилия, Лукцей с половиной своего гарнизона двинулся по всей Леонтинской равнине и освободил свыше двух тысяч рабов. Теперь у него более четырех тысяч воинов… А какие новости из Мотии?

– Недавно Скопад прислал сообщение, что вернулся Катрей со своими кораблями.

– О, это весьма кстати… Но где он так долго пропадал? – поинтересовался Сирт.

– Мне известно только то, что Катрей со своей эскадрой поступил на службу в один из критских городов и теперь находится в свободном плавании. С Афинионом он договорился, что переправит в Италию необходимое количество воинов, чтобы они возмутили рабов в Лукании и Апулии. Афинион объявил, что звезды предрекают в этом году поход северных варваров на Рим. Если это действительно произойдет, у нас появится возможность совместно