Но мне не хочется всё это вспоминать, и не хочется, чтобы он вспоминал, потому что это — прошлое.

Я так и говорю ему, когда ловлю на сожалениях:

— Отпусти, это уже прошло.

Говорю словами, как он любит, и мыслями, как нравится мне.

Уж я-то знаю, как важно отпускать прошлое, даже то, которое, кажется, отпустить никак нельзя.

Я купаюсь в счастливом покое Элора от понимания, что я его всё же люблю и умирать не собираюсь. Здесь, в этом маленьком нашем мирке я могу позволить себе чувствовать без ограничений.

И, наконец, могу спать без рассветных кошмаров.

* * *

Постепенно, с моей готовностью к новым впечатлениям, в наш уютный мир проникает информация извне: Элор порой выходит из сокровищницы, через метку общается с отцом, присматривающим за делами королевств и империи. С информацией прокрадываются и новые чувства: не всегда и не всё идёт гладко, и бюджетные документы приходится считать и утверждать Элору, а он предпочёл бы это время провести с нами. И сидя за документами, он поглядывает на меня с малышами под боком со страстным желанием присоединиться к нам.

А я восстанавливаю свои силы: телекинезом устраиваю малышам маленькие шоу с монетами, разноцветными магическими кристаллами, игрушками. Очень непросто устраивать телекинезом кукольное представление, особенно когда тебя одолевает двойной детский восторг.

Тело требует движения, и я возвращаюсь к тренировкам. Нет необходимости в изнуряющих боях на скорость с многочисленными големами, но просто побить их приятно. Ринарру и Эйррану мои пляски с големами тоже нравятся.

В общем-то, малыши спят больше, чем мне нужно для отдыха, и в оставшееся время я не прочь почитать Элору или подумать над государственными делами.

Под защитой, в относительной тишине и душевном покое я восстанавливаюсь после своей невидимой раны.

* * *

— Ну, давайте, сделайте волосики серебряные, как у мамы.

Светящийся от радости и любви Элор лежит на животе на расстеленном на полу покрывале, позволяя маленьким ножкам ощупывать его лицо, а когда Ринарр попадает пальчиками-горошинками ему в рот, осторожно прикусывает ножку, не переставая при этом улыбаться.

Элор, ошалевший от восторга, смотрит на лежащих перед ним сыновей, а они — на него, оба рыженькие, улыбаются, шевелят ручками и ножками. Им нравится толкать его пяточками — у него тёплое лицо и он так щекотно прихватывает губами — это очень, очень весело. Что подтверждают не только наполняющие пространство эмоции, но и весёлое гуканье и немного неловкие, но совершенно очаровательные попытки засмеяться.

— Ри, — Элор поднимает взгляд на меня. Я уже не знаю сколько не читаю отчёт, а просто сижу в кресле и улыбаюсь, глядя на них. — Подойди, пусть они твои волосы увидят.

Отложив папку с отчётом барона Эстелвана на столик, я соскальзываю с кресла и сразу встаю на колени. Улыбаясь, надвигаюсь на почувствовавших моё приближение малышей. Они пытаются запрокинуть пушистые головушки, развернуться, увидеть меня. Даже ручками машут, словно это может им помочь.

И вот я нависаю над ними, моя тень накрывает их личики под довольное гуканье. У Эйррана рыжий пушок пятнами выцветает в серо-серебристый цвет, а вот у Ринарра, хоть он и смотрит на меня, волосы даже ничуть не бледнеют, всё такие же ярко-рыжие.

— Кажется, они начинают определяться, — предполагаю я, улыбаясь.

Ручки тянутся ко мне. Точнее, к волосам — ведь ими так интересно играть: тянуть, дёргать, путать, засовывать в рот. Но сейчас волосы лежат на спине, и даже обрамляющие лицо пряди слишком далеко от любимых пальчиков.

Элор освобождает рот от ножки:

— Да ну, нет! Они ещё много-много раз будут меняться, веселя своего папулю. Вы ведь будете меняться, да?

Но его слова не отвлекают Ринарра и Эйррана от моих недосягаемых волос. А вот я смотрю на Элора и улыбаюсь. Какой он всё-таки… милый. И красивый. И самый лучший.

Застыв, не могу оторвать от него взгляд.

От созерцания отвлекает ощущение, как волосы вдруг соскальзывают с плеч, падают в шаловливые ручки. И как только дотянулись!

* * *

Восприятие времени меняется: оно не кажется застывшим киселём, не несётся вскачь. Приобретает нормальный удобный объём, позволяя делать жизнь более размеренной. И всё равно такое чувство, будто я познаю его заново, так же, как и себя, эмоции, возможности тела.

Во мне просыпается ощущение силы. Нарастает полноценное осознание того, с чем я справилась, что я — справилась. И могу теперь просто жить.

* * *

И вроде я рядом, и телекинезом страхую — а всё равно сердце замирает от беспокойства. И у Элора замирает. Мы сидим на краю детского бассейна: небольшого углубления в полу, наполненного тёплой водой.

Ринарр и Эйрран барахтаются, раскинув тоненькие кожистые крылышки. Эти крылья — слабенькие, только темнеющие — тёмно-серые на кончиках и светло-серые, почти кожного цвета в месте стыковки со спиной, держат их на поверхности. Площадь крылышек достаточна, чтобы поддерживать малышей и на глубине, а в этом бассейне они касаются дна ножками, но всё равно так и хочется подхватить, прижать к себе маленьких.

Элору тоже невыносимо наблюдать эту просыпающуюся самостоятельность агукающих, хлопающих ладошками по воде «червячков». У меня слезятся глаза. Не отрывая от сыновей взгляда, Элор склоняет голову мне на колени.

В купальне звенит детский смех. Ринарр и Эйрран увлечённо носятся по бассейну. У них не хватает сил хлопать прилипшими к поверхности воды крыльями, но это огорчает их лишь чуть, ведь можно так весело качаться на воде, брызгаться, кружиться.

На них можно смотреть бесконечно…

— Они так быстро растут, — с грустью шепчет Элор. — Скоро до первого оборота дойдёт…

И закончится наше благостное уединение. Но ведь связь останется — Элор её больше не боится, не собирается от меня прятаться. Я провожу пальцами по его волосам, зарываюсь в это рыжее шёлковое пламя. На совершенно законных основаниях! И не могу сдержать невольной улыбки.

* * *

Нашим сыновьям щекотка определённо нравится. Даже мне щекотно от того, как они пищат, хрюкают и извиваются под пальцами Элора. Нависнув над ними, он улыбается и никак не может остановиться — до того счастливыми выглядят Ринарр и Эйрран.

Да и я сама, лежащая рядом, хоть и не пытаюсь считывать их ошеломительно яркие чувства, не смогла бы остановиться, видя такой восторг. Даже кружащиеся над нами магические сферы тоже как будто от радости пляшут.

— Ути, мои маленькие, ути, мои хорошенькие! — прохаживается Элор по пузикам, — кому-то нравится щекотка, нравится, не то что вашему дядюшке. Вот он удивится. А потом мы его вместе защекочем!

Смеясь и дрыгая ручками и ножками, Ринарр и Эйрран елозят всё активнее. Вдруг их пальчики удлиняются, выпускают коготки. На коже тёмными пятнышками вспухают чешуйки. Ринарра и Эйрана выгибает пробившимися из спин крыльями, шеи удлиняются, личики трансформируются в мордочки. Малышам всё ещё щекотно — от трансформации. И весело. Ринарр, удивлённый новыми ощущениями, вытягивает шею и кусает застывшего Элора за палец.