кто же любит тех, чьи указания надо выполнять? Его любили костюмеры, монтировщики, столяры. Он был демократом – и не только по убеждению, что бывает довольно часто, а по образу жизни и по образу общения, что случается гораздо реже.

Со столяром он мог обсуждать способ соединения деталей и рисовать этот способ соединения, словно сам был столяром. Я помню, как на предпремьерной репетиции в Парижской опере ему не понравился костюм Саломеи, костюм, который он сочинил сам, – он понял вдруг, как можно сделать лучше. Я был уверен: грядет грандиозный скандал. Но портные сказали: “Если Давид считает, что нужно новое платье, – будет новое платье”. И через 12 часов было новое платье. Оказывается, в мире, где все делается по контракту, все может быть сделано и по душе, если в центре – Человек».

Давид – плоть от плоти с мастеровыми. Ольга Трифонова-Мирошниченко, жена Юрия Трифонова, вспоминала, что Боровского невозможно было увидеть в Милане в «Ла Скала» перед премьерой «Бориса Годунова». Его не было ни на коктейлях по случаю предстоявшего события, ни в театральном кафе… Лишь однажды он мелькнул в неизменных джинсах и ковбойке. «Если б не узнала, – рассказывала Ольга Романовна, – подумала: скромный рабочий сцены спешит сколачивать декорации. Давид действительно спешил: не был готов задник – огромная икона Божией Матери, расшитая золотом. Ее вышивали вручную, и Давид тоже вышивал. Днями и ночами».

Давид записал в блокноте, как в октябре 1998 года, когда он был в Италии, ему довелось побывать в Бовизе (район Милана). Встречу Давид называл «трогательной»: «Вспоминают, как я ползал целый месяц по полу, выкладывая ткани, – показали программку к “Борису Годунову”: там это “ползанье” задокументировано фотографией. Анжело вспомнил, как я клеил из кусочков материи Мадонн и всем дарил… А кто-то и “Хованщину” вспомнил… Двадцать лет прошло…»

Ольга Трифонова поведала об эпизоде, который они с Юрием Валентиновичем любили вспоминать.

Как-то они сидели в кабинете Любимова. В театре ждали известия о решении на поездку в Америку. Паспорта были готовы, валюта выдана. Время тянулось медленно. И вдруг – сообщение телефонограммой: нет!

«И в это время, – рассказывала Ольга Романовна, – в дверях возник Боровский. Сразу все понял и, показалось, испытал облегчение. Это помню отлично. И еще помню, Давид сказал полувопросительно, деликатно: “Так я пошел в мастерскую?” Ему не терпелось вернуться к оставленной работе. Вот и все эмоции… в то время, как все вокруг принялись переживать.

То же самое повторял время от времени великий Марк Шагал, когда мы сидели в гостиной в его доме. “Так я пошел работать?” – спрашивал он неуверенно у жены… Ничто в мире для него не заменяло работы».

Глава двадцать первая

Оперные волны

Четвертого апреля 1975 года в Милане, в «Ла Скала» (на сцене «Лирико») состоялась премьера оперы итальянского композитора Луиджи Ноно «Под солнцем яростным любви». Приглашение постановщиков из Москвы пришлось на тот период, когда интенданты оперных театров стали звать режиссеров кино и драмы. Почему? «Потому, вероятно, – заметил Давид Боровский в беседе с Беатрис Пикон-Валлен (2002 год), вспоминая свой европейский старт, – что профессиональные оперные режиссеры знали очень много про то, чего нельзя на оперной сцене, а “чужаки”, не ведая, прорывались в какие-то новые сферы. По крайней мере, от них ждали этого».

На вопрос собеседницы, в чем же разница подходов к оформлению драматического и оперного спектакля, Боровский ответил: «В пропорциях». И пояснил: «Постоянной величиной в театрах любого жанра является человек. Реальные параметры сценического пространства – разные. Как правило, в оперных театрах они значительно больше. Но человек остается мерой всего и там. Значит, я должен найти такие пропорции, чтобы соблюсти эту меру… И в оперном театре все как-то ярче должно быть», – добавил он.

Удивительное дело, но опере этой и работе над ней Любимова и Боровского в ЦК КПСС придавалось такое значение, что короткое предпремьерное интервью с режиссером поручили сделать главному редактору «Вечерней Москвы» Семену Индурскому, поднимая тем самым уровень предстоявшего события.

Индурский, названный в тексте заметки простым «корреспондентом» газеты, позвонил Любимову в Италию, и вот что он услышал из уст обычно фрондирующего Юрия Петровича:

«В опере Луиджи Ноно говорится о революционном движении – от Парижской коммуны до наших дней. Спектакль носит народный характер. Хоры, огромные массовые сцены помогут ярче раскрыть основную идею оперы.

Спектакль задуман как народное зрелище, как политическая мистерия.

Оформляет постановку советский художник Д. Боровский. Балетмейстер – известный ленинградский хореограф Л. Якобсон. Дирижировать оперой будет главный режиссер “Ла Скала” Клаудио Аббадо.

Работа идет очень дружно. Премьере, которую мы ждем с нетерпением, предшествовали интересные встречи с рабочими итальянских заводов, со студентами. Мы побывали в Обществе дружбы “Италия – СССР”, в обществе “Памяти Парижской коммуны”. Довелось мне присутствовать и на одном из заседаний XIV съезда Итальянской коммунистической партии.

Не могу умолчать о том, что представители реакционных кругов требовали запретить оперу, называя ее “подрывной”. Но рабочие крупнейших заводов присылали телеграммы с требованием, чтобы работа над спектаклем была продолжена.

Словом, подготовка спектакля проходила в сложной обстановке. В прессе не раз появлялись всяческие измышления и домыслы. Пришлось созвать пресс-конференцию и дать отповедь клеветникам».

После премьеры «Вечерка», на этот раз обычный корреспондент популярной московской газеты, вновь обратилась к Любимову.

«Мы слышали, что премьера прошла с огромным успехом. А как же те, кто пытался сорвать первое представление?» – спросили у него.

«Те, кто всячески призывал бойкотировать оперу, потерпели неудачу, – ответил Юрий Петрович. – Дело в том, что еще до премьеры с оперой познакомилось немало итальянских рабочих. Состоялись встречи на заводах, в обществе “Италия – СССР”.

И вот, когда стали раздаваться голоса о том, что осуществление оперы – ошибка “Ла Скала”, что постановка ее разрушает традиции театра, вот тогда и посыпались телеграммы от рабочих.

Каждый день композитор Луиджи Ноно радостно показывал мне бланки: “Смотри, Юрий, нас поддерживает все больше и больше рабочих…”

Хочу особо сказать о поддержке, внимании итальянских коммунистов.

И вот премьера. Успех.

Спектакль прошел восемь раз! Театр “Ла Скала” включил новую оперу в репертуар своих гастролей. А меня и художника Давида Боровского пригласили осуществить постановку этой оперы на сцене Нюрнбергского театра…»

Давид рассказывал, как Паоло Грасси и Клаудио Аббадо, включив в сезон 1974/75 года новую оперу Луиджи Ноно, искали режиссера.

И – выбрали Любимова. В 1974 году Театру на Таганке исполнилось десять лет. Это было лучшее время и театра, и его основателя. Прилетевший в Москву зимой в самом начале 1974 года Луиджи Ноно, которому поначалу сказали, что его оперу поставить невозможно, но который с таким вердиктом не согласился, приволок в кабинет Любимова в огромном холщовом мешке партитуру.

Листая