Племя это населяет гористую страну на севере от Ливана, за рекою Нахр-эль-Кебир до Антиохии. Оно управляется своими шейхами, между которыми почетнейшие носят титло мукадемин, и никогда не достигало ни благосостояния, ни политической важности племен ливанских.

Уверяют, что ансарии подразделяются на несколько сект, из которых одна боготворит Захру, планету ли Венеру или дочь Магомета Фатьму, которой равномерно придается это имя, — неизвестно. Другая секта, именуемая шамсие (от шамс — солнце), поклоняется светилу дня, говоря, что божество, по воплощении своем в Али-Абу-Талебе, зяте Магометовом, и в двенадцати имамах его племени, переселилось в солнце со смертью последнего имама Мехди. Горы, обитаемые ансариями, именуются Кельбие, Собачьими; это заставило думать, что многие из них боготворят собаку. Вообще чрезвычайно трудно удостовериться в истине всех этих сказаний. Ни с друзами, ни с ансариями, ни с измаилитами невозможно завести речь о религии. Жители здешние, и христиане, и мусульмане, весьма нелюбознательны или же наудачу рассказывают всякие басни, со всею болтливою изобретательностию арабского гения.

Ансарии почитаются самым отсталым в гражданственности из сирийских племен. За уплатою подати в известные сроки, они живут независимо в одичалых своих горах, куда редко заходят и чиновники правительства, и путешественники. Правительство почитает их совершенно покорными, когда они не идут на разбой по большим дорогам, а о внутреннем их устройстве нисколько не заботится. Два туземных семейства, шейхи Шамсин и Реслан, попеременно назначаются начальниками округа. Их обязанности — взносить своевременно подать, с правом взимать с народа по мере своего влияния и по соображению с обстоятельствами. Подобно друзам, племя ансариев исключительно предано земледелию и в городах никогда не обитает.

Из показанного нами числа (28 000 семейств) ансариев 25 тыс. населяют горы между Антиохиею, Хамою и морским берегом. Остальные живут небольшими обществами в горах Аданского пашалыка.

Остается говорить о самой чудовищной из этих покрытых мраком сект. Исмаилитов смешивают иногда с ансариями; это несправедливо и подает только повод к тому, чтобы приписывать многочисленному племени ансариев те неимоверные бредни расстроенного воображения, которые встречаются только в небольшом обществе исмаилитов. Исмаилиты не имеют, можно сказать, никакой религии. По их верованию человек родится от женщины и обречен земле. На сем основании боготворят они начало и конец и совершают свои моления пред женщиной, простершись наземь. В известные дни года мужчины и женщины сходятся в ночные собрания, подобно древним гностикам, и не только в этих омерзительных оргиях, но и в общежитии кровосмешение, даже в первой степени, допускается между ними.

Исмаилиты составляют не более 800 или 1000 семейств, обитающих у подошв горы Кельбие, на западе от Хамы. Главнейшее их селение Кефтун. Внутренним устройством они не отличаются от ансариев. Племя это много претерпело от преследований турецких и от опустошительных набегов ансариев. Оно, видимо, клонится к разрушению и безвестно теряется.

По мнению иных историков, исмаилиты происходят от тех страшных сектаторов, которые некогда вселяли ужас и крестоносцам, и султанам своими убийствами, под направлением таинственного своего вождя, известного в крестовых хрониках под именем Горного Старца, Vieux de la Montagne. Сектаторы эти завещали западным языкам слово assassin, прозвано у арабов хашишин, от имени травы хашиш[299], заменяющей и теперь в Египте опиум и производящей тоже опьянение. К этим сектаторам равно прибегали и христиане, и мусульмане, чтобы кинжалом их отделаться от врага ли или от соперника. Как ни баснословны кажутся рассказы о фанатическом их остервенении, однако все это основано на неопровержимых исторических данных[300]. Впрочем, суть ли нынешние исмаилиты потомки тех сектаторов — это еще загадочно, и нельзя дознаться, сохраняют ли они в своей религии восторженность опьянения. Я не слышал, чтобы племя это было предано хашишу. Но личным наблюдением, особенно над африканцами, преданными хашишу, я удостоверился, что пьянство, производимое этим растением, сопровождается видениями и ощущениями, несравненно более увлекательными, чем те, которыми упояются любители опиума.

Православие было господствующею верою в Сирии от времен Константина Великого до времен Магомета. Этот трехвековой период, которому предшествовали и за которым последовали кровавые внешние гонения, был ознаменован внутренним недугом ереси и раскола. В стране, провидением Всевышнего предопределенной на тяжкий подвиг духовной жизни, как мы подробно о том излагали в XVIII главе нашей книги, раскол и ересь никогда не переставали волновать народы окрест заветной колыбели христианства. Если взять в соображение тогдашнее состояние церкви, когда раскол порою, даже под эгидою константинопольского императорского двора и при неоднократном отступничестве от православия самих патриархов[301], одолевал и преследовал православие; если вспомнить страшный напор мухаммеданства, равно и то, что в последовавший за тем период крестовых нашествий западное духовенство фанатически повсюду преследовало восточную церковь; если вникнуть в значение мухаммеданского политического закона, двенадцать с лишком столетий обрекающего все немухаммеданские исповедания лишению гражданских прав и потворствующего взаимному их борению, то одному лишь Божественному промыслу и непобораемой силе внутренней жизни восточного православия мы можем приписать чудесное сохранение церкви до наших дней в этой страдальческой стороне. Вместо укоризны духовенству и народу за то бедственное состояние, в котором ныне пребывает церковь в Сирии и Палестине, мы воздадим им, по философском исследовании исторического и политического быта церкви, благоговейную дань хвалы и удивления за великий подвиг сбережения чистоты догмата и чина церковного среди тягчайших испытаний, какие только может представить весь объем бытописаний мира. Вместо легкомысленной укоризны в невежестве, в нерадении, в людских слабостях мы должны признать и народ этот, и ряд святителей, кем спасена скиния Нового Завета, поколениями избранных тружеников и рядом угодников Божиих, продливших до наших дней святый подвиг воинствующей древле церкви.

Указывая читателям на эту утешительную точку зрения, ради исторического исследования предмета нашего, в опровержение суетных восклицаний, основанных на незнании прошедшего, ограничимся здесь статистическим изложением нынешнего состояния греко-арабской православной церкви и паствы в Сирии и Палестине. Она управляется двумя патриархами, Антиохийским и Иерусалимским. Первому подлежит собственно Сирия с частью Малой Азии и Курдистана; второму Палестина. Черта, проведенная от Белого Мыса (Раз-эль-Нахора) на Средиземном море до верховий Иордана, служит границею двух престолов. За Иорданом Антиохийская епархия простирается несколько далее к югу, объемля Гауран почти до Мертвого моря. В Малой Азии она объемлет Таврические округи Адану и Тарсус, древнюю Киликию, а на Востоке часть Диарбекира, где недавно просияло православие над христианами, отпавшими в унию в бедственные времена церкви. Далее сих пределов, в Месопотамии и за Тигром, нет вовсе православных христиан. На севере Феодосиопольская епархия (Эрзурум) подлежит и ныне, как в древности, Антиохийскому престолу. До мухаммеданского потока его пределы были несравненно обширнее. Ему подлежала вся Азия за исключением Малоазийского полуострова, подведомственного Константинопольскому патриарху; ему подлежали Армения, Иверия (Грузия и Имеретия) и Месопотамия до Багдата. От Антиохии, прозванной в первые времена христианства оком восточной церкви, проникали лучи веры в языческую Персию. Иерусалимский престол лишился равномерно большей части своих заиорданских епархий, которых затеряны самые имена. Недавно открытые колоссальные развалины Джераша (Герасос) среди греческого Декаполиса (Десятиградия) свидетельствуют о цветущем некогда состоянии сих опустелых стран; а изо всех аравийских епархий сохранилось одно только Синайское епископство, где вера укрылась в священных скалах монастыря, будто в возвышенном духовном оазисе среди потопа магометанского.