и Миняй. Ну, в самом деле же, завёлся, будто о его корове речь.

– Эркин, – отсмеялся Андрей. – А летом мы кого пасли?

Эркин удивлённо посмотрел на него.

– Фризов. Забыл, что ли?

– А ну да, они мясные, так?

Эркин кивнул.

– Ну и имена, – покрутил головой Колька.

Было очень тихо, а от луны и костра светло. Андрей со вздохом подвинулся и прилёг, опираясь на локоть. Эркин улыбнулся.

– Устал?

Улыбнулся и Андрей.

– Не смертельно.

Миняй хмыкнул.

– А ты злой на работу, Мороз. Неужто и там, – взмахом головы показал куда-то в сторону, – так же уродовался?

– Там, это в Алабаме? – уточнил Эркин, переходя на английский. – Так и не так. На беляков работал, это было. А скотина-то не причём, понимаешь? Я её не подою, у неё вымя распирать будет, загорится… – и видя, что Колька не понимает, а Андрей встревожился, оборвал фразу и продолжил по-русски: – Взялся – делай, а не можешь, так и не берись.

– Боишься – не делай, делаешь – не бойся, – подхватил Андрей. – Верно, брат.

И вдруг привстал на колени.

– Ты чего? – удивился Колька.

– Девок услышал- сразу догадался Миняй и заржал. – И сна уж ни в одном глазу.

– Да, какой тут сон, время-то детское, – возмутился Андрей, вскакивая на ноги и заправляя рубашку. – Кольк, айда.

Колька покачал головой.

– Полежу.

– Давай, парень, – ухмыльнулся Миняй. – Твоё дело холостое, самый твой час, наше уже отгуляно.

– Ну, как хотите.

Андрей быстро обулся, снова прислушался.

– Там, вроде, поголосистее будут, – и уже уходя: – и посисястее.

Его провожал дружный хохот.

– Ох, – Миняй вытер глаза и налил себе ещё чаю. – Ну, чисто кот мартовский. Слышь, Мороз, ты в парнях, ну, до свадьбы, тоже гулял?

Помедлив, Эркин кивнул.

– Небось не один десяток перепробовал, – поддержал Миняя Колька.

– А я не считал, – так же, со спокойной ленцой в голосе, ответил Эркин.

Разговор о бабах – неизбежный мужской разговор, и он уже знал, что можно и не врать, главное – до конца не договаривать. Правда, но не вся.

– Ну, Колька, ты и щас не промах.

– Я ж Моряк, – ржёт Колька. – А на суше моряки – всегда победители.

– Хороша-то вдовушка? – подмигивает Миняй.

– Чисто сахарная.

– Много сахару зубы портит.

– А у меня и перчик припасен.

– Видал я твой перчик, – Миняй пренебрежительно сплёвывает. – Селёдка заморенная. Нет, я, брат, помясистей люблю.

– Белорыбицу, что ль? – смеётся Колька. – Рыбка хороша, да больно дорога.

– Это да, – соглашается Миняй. – Такая тебе живо карман растрясёт и вытрясет.

– Было бы чего трясти, – мрачнеет Колька, но тут же улыбается. – А сам-то? Тоже ведь… не всю правду жене сказываешь.

– А ты думал, – Миняй даже как-то обиженно смотрит на Кольку. – Я что, не мужик?

– Мужик, – кивает Эркин. – Дверью хлопнешь, так всё крыло вздрагивает.

Миняй оторопело смотрит на него.

– Это как в крыле? Я же в башне…

– В башне своей ты, может, и не хлопаешь, – очень серьёзно, только глаза блестят, отвечает Эркин. – Не знаю, не слышал, – и обращаясь к Кольке: – Я в семьдесят седьмой живу, а как он в пятидесятой хлопнет, так весь этаж слышит и знает.

Миняй молча широко открытым ртом хватает воздух, а Колька катается, хохоча и стуча кулаками по земле.

– Ну уж, – забормотал Миняй, – ну уж и весь, ты, Мороз, того…

У Эркина так и вертелось на языке, что у пятидесятой дверь хлопает часто и каждый раз по-другому, но, поглядев на Миняя, решил промолчать. Пусть Миняй думает, что он у неё один.

– Ну, Мороз, – отсмеялся Колька, – ну, ты и хват.

Миняй, наконец, сообразил, что ему тоже лучше рассмеяться. Знать-то люди всегда всё знают, главное, чтоб не звонили. Жена да семья – это одно, а мущинское его дело – это уж совсем другое.

Дружно допили чай, Эркин остатком кипятка залил миски, заглянул в чайник.

– Кольк, воды принеси.

– Это зачем? – удивился Миняй.

– А чтоб утром чаю не ждать.

– Ну и хозяйственный же ты мужик.

– Костёр-то всё равно на всю ночь, – пожал плечами Эркин, быстро отмывая миски. – Хлеба сколько осталось?

– На завтра хватит, – хмыкнул Колька. – Тебе б каптёром быть.

– А это кто?

Выслушав объяснение Кольки, Эркин кивнул:

– Понятно.

Ну вот, костёр налажен, в чайнике тихо греется вода, в котелке мирно ждёт утра остаток каши, сохнут перевёрнутые вверх дном миски. Можно и на боковую. Ночь тёплая, но они легли по-походному: в куртках. У Миняя тёмно-синяя, в угоне у всех такие были, у Эркина такая же, только тускло-чёрная, рабская, а Колька принёс свою зимнюю робу. Поёрзали, посопели, укладываясь, и Миняй с Колькой дружно захрапели. Эркин улыбнулся, не открывая глаз. А хорошо было. Сладко ноют натруженные мышцы, вокруг тихие ночные шорохи и свисты, громко стрекочет невдалеке, вроде, сказали, сверчок.

Эркин проснулся на рассвете от тихого позвякивания крышки чайника. Высунул голову из-под мокрой от росы куртки и увидел Андрея, возившегося у костра.

– Нагулялся?

– Ага, – радостно согласился Андрей. – Крепко спишь, братик, я ещё когда вернулся.

– Не ври, – отозвался Колька. – Только сейчас подошёл.

Эркин встал и потянулся, сцепив пальцы на затылке, качнулся вправо и влево, разгоняя сон. Кряхтя и зевая, выпутался из своей куртки Миняй, посмотрел на ухмыляющегося Андрея и хмыкнул:

– Хорош!

– Гулять так гулять! – весело ответил Андрей.

Эркин спустился к воде умыться и обтереться, а когда поднялся, Колька опять заваривал чай, а Андрей брился, пристроив зеркальце в развилке ветвей. Эркин достал хлеб, отрезал каждому по два ломтя, убрал остаток и развернул тряпку с мясом, прикинул, как лучше отрезать.

– Оставь на кашу, – сказал Миняй. – С таком попьём.

– Соль, сахар есть, – фыркнул Колька. – И к чаю, и к хлебу приправа.

Устраивались не спеша. Всё равно ждать надо, пока солнце взойдёт, не по росе же валки разворачивать.

– А ты, Андрюха, пижон. И на покосе бреешься.

– Зато и девки любят, – смеётся Андрей, убирая помазок и бритву.

– Бородатому почёта больше, – ухмыляется Миняй.

– А на хрен почёт вместо любви? – тут же отвечает Колька.

– Спасибо, друг, – Андрей прочувственно трясёт ему руку, шмыгает носом, будто его слеза прошибла, и тут же: – Борода у козла, а щетина у кого? То-то!

– Ну, Мороз, – отсмеялся наконец Миняй, – Ну, брат у тебя…

– Лучше всех, – улыбнулся Эркин.

– Во! – восхитился Андрей. – Оценил наконец. Лопать-то будем?

– Успеешь.

Колька разлил чай по кружкам, дружно разобрали хлеб.

За чаем так же дружно дразнили и подначивали Андрея. Тот уже не краснел, как прошлым летом, а весело отругивался. Он тоже знал и про Кольку, и про Миняя.

– Кольк, а чего ты с ними вяжешься? Они ж…

– Честные