Вот и все. Я знал, что ты будешь кричать, я знал, что тыбудешь страдать, но при этом я знал, что ты примешь их и, когда все кончится,будешь их любить, я знал, что они тебе отчаянно нужны. Вот ты ивоссоединился... со змеем, львом и волком, и они намного выше худших из людей,проявивших себя в эти времена колоссальными чудовищами, они вольны осторожнопитаться миром Зла.

Повисла пауза.

Я долго думал, прежде чем заговорить. Сибил прекратилаиграть, я знал, что она волнуется за меня, что я нужен ей, я чувствовал,чувствовал сильный толчок ее вампирской души. Придется пойти к ней, и скоро. Ноя остановился, чтобы произнести еще несколько слов:

– Тебе следовало бы доверять им, Мастер, тебе следовалопозволить им воспользоваться своим шансом. Что бы ты ни думал о мире, ты долженбыл дать им время. Это был их мир и их эпоха.

Он покачал головой, как будто разочаровался во мне, немногоустало, словно он давно уже разрешил для себя все эти вопросы – возможно, ещедо моего вчерашнего появления. Казалось, он хочет выкинуть это из головы.

– Арман, ты навсегда останешься моим сыном, – сказал онс великим достоинством. – Все, что есть во мне волшебного и божественного,связано с человеческим, так было всегда.

– Ты должен был дать им возможность прожить свой час.Никакая моя любовь не могла подписать им смертный приговор или допустить в нашстранный, необъяснимый мир. По твоим оценкам, мы, может быть, и не хуже людей,но ты мог бы и сдержать свое слово. Мог бы оставить их в покое.

Достаточно.

К тому же появился Дэвид. Он принес копию расшифровки, надкоторой мы работали, но не это его волновало. Он приблизился к нам медленно,явно возвещая о своем присутствии, давая нам возможность замолчать, что мы исделали.

Я повернулся к нему, не в состоянии сдерживаться.

– Ты знал, что это произойдет? Ты понял, когда это случилось?

– Нет, – торжественно ответил он.

– Спасибо.

– Ты нужен им, твоим детям, – добавил Дэвид. –Мариус может быть создателем, но они всецело твои.

– Знаю, – сказал я. – Я иду. Я сделаю все, чтонужно. – Мариус протянул руку и дотронулся до моего плеча. Вдруг яосознал, что его выдержка находится на грани срыва. Когда он заговорил, егоголос дрожал и звенел от чувства.

Ему ненавистна была буря в душе, моя печаль лишила егосамообладания. Я прекрасно это понимал. Удовлетворения мне это не принесло.

– Ты меня презираешь – возможно, ты прав. Я знал, что тыбудешь плакать, но в некотором глубинном смысле я неправильно судил о тебе. Якое-чего в тебе не понял. Может быть, я никогда не понимал.

– Чего же, Мастер? – ядовито спросил я.

– Ты любил их самоотверженной любовью, – прошепталон. – Все их странные недостатки, дикие пороки не компрометировали их втвоих глазах. Ты любил их, возможно, с большим уважением, чем я... чем я любилтебя.

Он выглядел потрясенным.

Я мог только кивнуть. Я вовсе не был уверен, что он прав.Моя потребность в них никогда не подвергалась проверке, но я не собирался емуоб этом рассказывать.

– Арман, – сказал он, – ты же понимаешь, ты можешьоставаться здесь сколько хочешь.

– Хорошо, потому что, наверное, придется, – ответиля. – Им здесь нравится, а я устал. Поэтому большое тебе спасибо.

– Еще кое-что, – продолжал он, – и я говорю отчистого сердца.

– Что, Мастер?

Дэвид встал рядом, чему я очень радовался, так как он служилсвоего рода сдерживающим фактором для моих слез.

– Я искренне не знаю ответа и спрашиваю тебя со всемсмирением, – сказал Мариус. – Увидев Плат, что ты увидел на самомделе? Нет, я не спрашиваю, был ли то Христос, был ли то Господь, было ли точудо. Я хочу знать следующее. Там было пропитанное кровью лицо существа, положившегоначало религии, виновной в таком количестве насилия, которого не знало ни одновероисповедание мира. Пожалуйста, не злись на меня, а лишь объясни. Что тыувидел? Просто потрясающее напоминание о твоих иконах? Или же на самом деле онодействительно было пропитано любовью, а не кровью? Объясни. Мне искреннехотелось бы знать, кровь это или любовь.

– Ты задаешь старый и простой вопрос, – сказаля, – а в моем настоящем положении я совсем ничего не знаю. Тебе интересно,как он мог стать моим Господом, учитывая твое описание мира, твои знанияЕвангелий и заветов, изданных во имя его. Тебе интересно, как я мог поверить вовсе это, когда ты в это не веришь. Я прав?

Он кивнул.

– Да, мне интересно. Потому что я тебя знаю. И знаю, чтовера – это как раз то, чем ты просто не обладаешь.

Эти слова меня потрясли. Но я мгновенно понял, что он неошибся. Я улыбнулся. Внезапно я ощутил прилив трагического, волнующего счастья.

– Что ж, я понял, о чем ты говоришь, – начал я. –И я дам тебе свой ответ. Я увидел Христа. Некий кровавый свет. Личность,человека, силу – я почувствовал, что узнал его. И он не был Господом Богом,Отцом Всемогущим, он не был создателем вселенной и всего мира. Он не былСпасителем, он не был тем, кто явился ради искупления грехов, начертанных вмоей душе до моего рождения. Он не был вторым лицом Святой Троицы, он не былтеологом, вещающим со Святой горы. Для меня он был не таким. Для других – можетбыть, но не для меня.

– Так кем же он был, Арман? – спросил Дэвид. – Язаписал твою историю, полную чудес и страданий, но я так и не понял. Каковаконцепция Господа, которую ты вкладываешь в это слово?

– Господь, – повторил я. – Это не то, что тыдумаешь. Это произносится с интимностью, с теплотой. Это тайное, священное имя.Господь...

Я сделал паузу, а потом продолжил:

– Да, он – Господь, но лишь потому, что он является символомпонятия бесконечно более доступного, бесконечно более значительного, чемправитель, король или властелин.

Я снова заколебался, подыскивая подходящие слова, раз уж онивели себя так искренне.