Обустроив свои войска на новом месте, Сципион прибыл в Сиракузы, где занялся разбором жалоб местного населения. Особым указом он возвращал сиракузянам утраченное во время войны имущество (предыдущее распоряжение сената выполнялось, очевидно, плохо), а тех из римлян, кто отказывался подчиняться, привлекал к суду. Благодаря этому Сципион обеспечил себе уважение и готовность помочь в подготовке похода не только сиракузян, но и остальных сицилийцев (Ливий, XXIX, 1, 15–18).

* * *

Слова Фабия Максима о том, что если один из консулов покинет Италию, то карфагеняне смогут этим воспользоваться и прислать Ганнибалу новые подкрепления, оказались пророческими. Брат Ганнибала Магон, проведший зиму на Балеарских островах, существенно пополнил там свою армию, которая теперь достигала двенадцати тысяч пехотинцев и почти двух тысяч всадников. Летом он под охраной тридцати боевых кораблей переправил эти силы в Северную Италию. В той области побережье никак не охранялось, и внезапным налетом пунийцы захватили Геную. Главной надеждой Магона, как в свое время и Ганнибала с Гасдрубалом, было поднять на восстание против римлян местные племена, прежде всего кельтов. Для этого он заключил союз с ингавнами и поддержал их в войне с другим племенем – горными эпантериями. Начало похода складывалось для Магона успешно, и один за другим отряды кельтских племен начали вливаться в ряды его армии. Правда, когда до Магона дошли сведения о подготовке Сципионом высадки в Африке, большую часть его флота пришлось отправить обратно для защиты берега. Остались только десять кораблей, экипажам которых Магон предписал охранять город Савону, где находилась взятая пунийцами добыча (Ливий, XXVIII, 46, 7–11).

Новости об очередном вторжении на севере очень обеспокоили сенаторов. Чтобы противодействовать угрозе, проконсул Марк Ливий должен был перейти из Апулии под Аримин, а два городских легиона поручались управлению Марка Валерия Левина, который отвел их в Арретий. В задачу римских полководцев пока не входило уничтожение вражеского контингента, их цель была, как и в случае с Гасдрубалом, не допустить встречи Магона с Ганнибалом. В сравнении с ситуацией двухгодичной давности сделать это было куда проще, так как Ганнибал даже не пытался выйти за пределы Бруттия, проведя все лето у храма Юноны Лацинийской. Да и трудно ему было надеяться на успешный проход через всю Италию, в то время как солдаты его армии страдали от голода, а еще больше от разыгравшейся в той области чумы. Пожалуй, единственным значимым поступком Ганнибала за это лето стало основание и освящение алтаря, снабженного большой надписью на пунийском и греческом языках, в которой рассказывалось о ходе войны. Впоследствии эту надпись видел Полибий и использовал ее информацию в своем труде.

* * *

Пока на Сицилии шла подготовка к полномасштабному вторжению в Африку, Сципион отправил в набег на карфагенские территории эскадру под командованием Гая Лелия. Римские корабли ночью подошли к берегу поблизости от Гиппона Царского, а на рассвете солдаты и моряки начали грабить окрестности. Не ожидавшие ничего подобного местные жители не могли не только организовать сопротивление, но даже спокойно разобраться в ситуации и отправили гонцов, которые сообщили в Карфаген, что прибыл большой римский флот во главе с самим Сципионом (Ливий, XXIX, 1, 14; 3, 6–8).

В пунийской столице началась паника, так как по опыту все очень хорошо знали, насколько шатким станет положение Карфагена, если непосредственно на его территории будет действовать сильная вражеская армия. Начали предпринимать активные меры для отражения угрозы: было решено объявить воинский набор среди собственно пунийского населения, дополнить его вербовкой новых ливийских наемников, отправить Гасдрубала, сына Гисгона, на охоту за слонами, подготовить Карфаген к осаде и выслать корабли для атаки римского флота у Гиппона Царского. Вскоре, однако, выяснилось, что римский отряд очень мал и во главе его находится не Сципион, который по-прежнему оставался на Сицилии, а Гай Лелий. Осознав, что непосредственной опасности вражеского вторжения пока нет, пунийцы тем не менее постарались сделать все, чтобы исключить ее в будущем или, по крайней мере, максимально отдалить. Для этого было необходимо активизировать действия в самой Италии, о чем были проинструктированы пунийские полководцы. Магону предписали идти на соединение с Ганнибалом и угрожать Риму, а для усиления его армии были направлены двадцать пять боевых кораблей, шесть тысяч пехотинцев, восемьсот всадников и семь слонов, а также деньги для наемников. Для подтверждения ранее заключенных союзов были направлены посольства к Сифаксу и остальным африканским вождям. Вспомнили и о македонском царе Филиппе V, которому пообещали двести серебряных талантов, если он высадит армию в Италии или на Сицилии (Ливий, XXIX, 3, 9–15; 4, 1–6; Аппиан, Ливия, 9).

В то же самое время, пока солдаты Гая Лелия собирали добычу, к нему с несколькими всадниками прибыл Масинисса. С момента их последней встречи в Испании в жизни нумидийского царевича произошло множество событий, в результате которых он превратился из наследника царства в бесправного изгнанника и заклятого врага Сифакса и карфагенян. История его приключений достойна того, чтобы быть пересказанной хотя бы вкратце.

Масинисса воевал в Испании, когда умер его отец, царь западно-нумидийского племени массилиев, Гала. Его трон перешел к брату Эзалку, который тоже вскоре умер, передав власть сыну Капуссе. Однако Капусса был свергнут и убит в борьбе с дальним родственником царского дома Мазетулом, который стал править от имени последнего сына Эзалка, малолетнего Лакумаза. Теперь главным врагом Мазетула стал Масинисса, и, чтобы усилить свою позицию, он поспешил заключить союз с Сифаксом.

Получив известия о смерти отца и дяди, Масинисса приехал из Испании и вступил в пределы своей страны. Хотя силы его поначалу были невелики, он атаковал Лакумаза и разбил его войско. Следующим противником стал Мазетул, но и его значительно более многочисленная армия (пятнадцать тысяч пехоты и десять тысяч конницы) была разгромлена. Вернув себе отцовское царство, Масинисса установил мир с Мазетулом и Лакумазом, но оставалось еще одолеть Сифакса, которого Гасдрубал, сын Гисгона, умело на него натравливал. В первом же сражении новой войны Масинисса был наголову разбит и еле спасся с немногими последователями, после чего устроил базу на некой горе и разорял ближайшие карфагенские территории.

По просьбе пунийцев Сифакс направил на Масиниссу своего полководца Букара, который справился со своей задачей почти на «отлично»: массилии были разогнаны, но Масиниссе с пятьюстами пехотинцами и двумястами всадниками удалось вырваться из окружения. Вскоре воины Букара вновь его настигли, и на этот раз из всего отряда уцелело только пятеро. Одним из счастливчиков оказался получивший ранение Масинисса. Чтобы спастись от преследования, они бросились вплавь через протекавшую поблизости широкую и бурную реку (возможно, Баграду). Двое из пятерых утонули. Букар посчитал, что одним из них был Масинисса, и не стал догонять выживших. Сифакс и карфагеняне торжествовали, но Масинисса и на этот раз избежал смерти и, залечив рану, возобновил борьбу за свое царство.

Началась новая война с Сифаксом. Основным районом действий Масиниссы стал горный район между Циртой и Гиппоном Царским. Войско Сифакса пошло в наступление двумя частями: одна под командованием самого царя, другая – его сына Вермины. Совместным ударом они разгромили армию Масиниссы, у которого в конце битвы осталось только около двухсот человек. Этих двухсот Масинисса поделил на три отряда, которые начали прорываться из окружения. Один из отрядов сдался, другой был уничтожен. Масинисса оказался в третьем отряде, который благополучно ушел от преследовавшего его Вермины. С шестьюдесятью всадниками он обосновался в области Малого Сирта, так и не оставив надежд на продолжение борьбы (Ливий, XXIX, 29, 6–13; 30–33). Очевидно, там он и находился, когда узнал о прибытии эскадры Гая Лелия, с которым и поспешил встретиться.